Несколько лет назад напало на меня вдохновение и не отпускало, пока я не написал этот рассказ. Недавно я его перечитал, стыдно за свою работу не стало, так что пусть теперь он появится и на геймере.
Конец и начало
В безоблачном небе над Ромелом, столицей великой Священной империи Ромелия, беззаботно светило солнце. Раскинувшийся на огромной территории, формой напоминающий почти идеальный круг, сверкающий и днём – благодаря солнечному свету, и ночью, когда зажигаются десятки тысяч фонарей, он сам был подобен небесному светилу, спустившемуся на землю. Яркие лучи Солнца отражались в серебряных куполах сотен башен и белокаменных церквей, озаряли богатые дома зажиточных горожан и прекрасные мостовые, отскакивали солнечными зайчиками от оконных стёкол… и от доспехов. Золотистых доспехов тысячи рыцарей, неторопливым шагом едущих по главной улице великого города. Над рядами всадников гордо развевались небесно-голубые флаги с золотым солнцем – воины словно спорили блистательным великолепием своего обмундирования с самим дневным светилом.
По краям дороги собралась толпа, в которой было чуть ли не всё население Ромела. Одетые в лучшие наряды люди радостными криками провожали прекрасных рыцарей, девушки бросали под ноги лошадей букеты цветов, матери протягивали детей, прося всадников благословить их. Воины весело махали руками, горстями бросали в толпу золотые монеты, шутили и смеялись, ничуть не смущаясь народного ликования. Им подобные проводы – и встречи – были не впервой, ведь рыцари эти звались орденом Золотого Солнца и по праву считались лучшими воинами всей Священной империи, истребителями злокозненной нечисти, нежити и магов-нечестивцев всех мастей, вырвавшими победу в страшной войне с королевством еретиков Тарнином. Простой люд их буквально боготворил – в последнее время многие селения Ромелии страдали от участившихся нападений различных монстров, и только «солнечные рыцари» боролись с этой бедой всерьёз – и побеждали. В отличие от большинства дворян империи, орден всё ещё чтил такие понятия, как «честь», «благородство» и «милосердие», не отказывая в помощи ни одному страждущему и не опускаясь до грабежей и разбоя, которыми всё чаще грешили многие военные подразделения, звереющие от длительного безделья и осознания собственной безнаказанности.
Рыцарей Золотого Солнца была всего лишь тысяча, но каждый стоил в бою сотни обычных бойцов, поэтому в большинстве случаев на зачистку местности от расплодившихся монстров отправлялись десять-двадцать рыцарей – этого было вполне достаточно. Неудивительно, что в толпе то тут, то там раздавались шепотки – люди недоумевали, что за опасность заставила орден выступить в полном составе. Однако уверенность народа в том, что Золотое Солнце одержит победу в любом сражении и против любого противника, была непоколебима. Люди смеялись и радовались виду благородных рыцарей, напоминающих сказочных персонажей, ангелов Спасителя, ненадолго осветивших своим появлением серую и однообразную жизнь горожан.
Но не все. Среди множества восхищённых и обожающих взглядов, устремлённых на солнечных всадников, один выделялся… Даже самый внимательный наблюдатель не смог бы заметить в изрезанном морщинами лице сгорбленного старика, одетого в ветхую хламиду неопределённого серовато-бурого цвета, ничего, кроме благоговения перед прекрасными рыцарями. Но в неожиданно ярких зелёных глазах стыла такая ненависть, совмещённая со злой радостью, что непонятно, почему не дымился капюшон, которым странный нищий прикрывал верхнюю половину лица. Наглядевшись на вышагивающую по белокаменной мостовой золотую кавалькаду, серый человек развернулся и смешался с толпой. Вскоре бурлящее море ликующего люда на мгновение расступилось перед тёмной подворотней, которые, как ни странно, имелись в избытке даже в богатейшем Ромеле.
По мере того, как старик углублялся во тьму закоулков, его плечи расправлялись, а он сам будто бы становился выше ростом. Свернув в глубину особенно мрачной подворотни, из которой исходил дух давно не чищенной выгребной ямы, «нищий» остановился, внимательно огляделся вокруг и, не обращая внимания на отвратительную вонь, закрыл глаза. На лице отразилась нешуточное напряжение – на скулах вздулись желваки, веки задрожали, и без того тонкие губы сжались в почти невидимую нить. Внезапно тени вокруг сгустились ещё сильнее, превращаясь в непроглядную тьму, по серому балахону побежали странные волны, словно тот был сделан не из грубой дерюги, а из удерживаемой непонятным колдовством воды. Через мгновение темнота скрыла человека – впрочем, человека ли? – полностью, образовав подрагивающий непроницаемо-чёрный кокон. Прошло несколько секунд, и мрак отхлынул так же внезапно, как появился. В открывшемся взгляду человеке никто не смог бы узнать недавнего нищего бродягу – высокий, статный, с широкими плечами, одетый в прекрасно сшитый чёрный костюм для верховой езды, он был похож скорее на немолодого рыцаря или воина-ветерана. Лишь изрезанное глубокими морщинами лицо осталось неизменным – всё тот же волевой подбородок, крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы, тонкие губы, высокие скулы, туго обтянутые бледной, почти прозрачной кожей… И, конечно, изумрудно-зелёные глаза, словно озаряемые мертвенным пламенем. Глаза, в которых было совершенно невозможно представить выражение пугливой угодности, характерное для простых жителей империи, или же дворянскую спесь и презрение ко всем, кто ниже по происхождению. Нет, обладатель пылающего взгляда смотрел на всех и каждого, словно на лабораторный образец – с лёгким интересом, но без лишних чувств, способных помешать чистоте проводимого эксперимента. И только в ответ на какие-то потаённые мысли в глазах вспыхивали либо печаль, либо безумная ненависть.
Впрочем, верхняя часть лица человека скрывалась под чёрным капюшоном, так что странный взгляд никто не мог увидеть. Критически оглядев себя, маг (а кем ещё, как не богомерзким магом, мог быть тот, кто способен мгновенно менять свой внешний вид, да ещё таким оригинальным способом?) одёрнул куртку, украшенную по последней имперской моде серебром, и решительно зашагал по задним дворам на север. С главной улицы доносился усиленный специальным рупором голос императорского глашатая, возвещавшего вконец измученной любопытством толпе, что орден Золотого Солнца в полном составе отправляется на северо-восток Ромелии, к границам провинции, некогда бывшей проклятой Спасителем страной Тарнин. Там непонятно откуда появилась целая орда упырей, целеустремлённо движущаяся на запад, и регулярным войскам с этой напастью не совладать. Несколько деревень и два небольших города, находящиеся на предполагаемом пути неупокоенных, уже опустели – охваченные страхом жители сбежали, бросив дома и большую часть имущества, захватив с собой лишь самое необходимое. В речи глашатая ясно угадывалась невысказанная мысль: «А чего доброго можно ожидать от мест, совсем недавно бывших страной, привечавшей Спасителем проклятых магов и их мерзкие творения?» Одетый в чёрное человек мрачно усмехнулся и прибавил шагу.
«Купайтесь в лучах славы, наслаждайтесь своей жизнью и преклонением этого стада… пока можете. Вы верите, что победите – но на самом деле не властны даже над своей судьбой. И сейчас ваш путь лежит туда, где вас хочу видеть я, Тарион, которого вы считаете уже давно мёртвым» - такие мысли роились в охваченном пожаром ненависти разуме чёрного человека, стремительно шагающего по тёмным закоулкам к северным воротам.
Далеко не все гости великого Ромела знали, что столица Священной империи двулика. На главные улицы выходили фасады прекрасных многоэтажных домов из белого камня, украшенных колоннами и портиками и таких чистых, словно их ежедневно вылизывали. Величественные храмы Спасителя, дворцы высшей аристократии, белые мостовые, нарядные жители – это всё одно, парадное, лицо великого города. Но стоит нырнуть в неприметную подворотню – и изумлённому наблюдателю откроется второй лик Ромела, не предназначенный для глаз иностранцев. Грязные, покосившиеся домишки бедноты, сточные канавы, оборванные нищие и калеки, полуголодные работяги в рванье… «Словно яблоко, скрывающее за красивой оболочкой червивое и гнилое нутро.» - Тарион усмехнулся пришедшему в голову сравнению. – «Впрочем, вся их «Священная» империя такова – за золотой маской богатеющих с каждым днём священников и дворян кроется нищета всех остальных. И ведь подгнившее яблоко гораздо проще стряхнуть с ветки…Но это – дело будущего. Если мой расчёт с орденом Солнца окажется верен – тогда можно будет приступать к следующему этапу плана. А пока сосредоточимся на делах, тем более, что ждать меня никто не собирается.»
За такими размышлениями путь до северных ворот пролетел незаметно. Стражники, небрежно уперев тяжёлые копья в стену у открытых створок и сняв шлемы (солнце не делало скидки служителям закона, видимо, мстя им за бессовестно завышаемые поборы с въезжающих в Ромел крестьян и купцов), мечтали о том, как хорошо было бы потихоньку удрать с опостылевшего поста у безлюдной дороги и посмотреть на легендарных золотых рыцарей, которые, к сожалению, покидали город не через северные, а через восточные ворота… Но все эти мечты разбивались об услужливо подсовываемое предательницей-памятью видение: четверо висельников во дворе у казармы с табличками «Дезертир» на груди. А самовольное оставление поста в городской страже однозначно расценивалось как дезертирство.
Воспользовавшись этими метаниями измученных душ стражников, Тарион легко прошёл сквозь ворота, небрежно кивнув солдатам. Те не удостоили одинокого путника ничем, кроме ленивого взгляда. Одёжка добротная, сразу заметно, морда его среди разыскиваемых не числится – так чего приставать? С такого ничего не поимеешь – вон, как держится, явно отставной военный в немалых чинах, а то и вовсе дворянин, заденешь – хлопот не оберёшься…
Выйдя из ворот, чёрный человек свернул к конюшням. В Ромеле въезд в город верхом был разрешён лишь высшей аристократии и духовенству, остальные вынуждены были оставлять своих лошадей в привратных стойлах. Там Тарион щедро расплатился с мальчишкой-служкой, который тут же вывел «благородному господину» прекрасного вороного жеребца в простой, но удобной сбруе. Вскочив в седло, чёрный всадник на чёрном коне поскакал на север. Мальчишка долго смотрел ему вслед, пока хозяин конюшен не дал тому подзатыльника.
Но, даже когда служка вернулся к своей непосредственной работе, то есть уходу за лошадьми, его не покидало странное ощущение. Несмотря на щедрые чаевые, полученные за заботу о коне, мимолётный взгляд чёрного человека пробудил в пареньке какой-то глубинный инстинкт, оставшийся ещё от далёких предков-неандертальцев. И этот инстинкт буквально вопил – лучше в одиночку и без оружия войти в пещеру к саблезубому тигру-людоеду, чем вставать на пути у странного посетителя. Потому что по сравнению с тем, кто глядит на мир этими мертвенно-зелёными глазами, саблезубый тигр покажется милым и безобидным, как котёнок.
А Тарион скакал к небольшой деревне, находящейся на северо-востоке от Ромела. Конь шёл ровной, размеренной рысью, природа вокруг дороги ничего интересного собой не представляла – поля и холмы, поэтому чёрный всадник погрузился в размышления. «Правильно ли я поступлю, проявив себя так близко от Ромела? Солдаты мне не страшны, но ведь остаются ещё Сыны Спасителя, инквизиторы, пожри их Тьма… Нет, всё верно. Пускай побегают, порастрясут жирок – им полезно. Меня здесь всё равно уже не будет. Золотой орден движется на северо-восток, скакать за ними следом нет смысла – ни одна обычная лошадь не угонится за их солнечными стайерами. А мне надо оказаться на месте заранее, иначе весь план покатится в Бездну. Да, всё верно, так я одним заклятием подниму сразу трёх зомби – отвлеку часть сил инквизиции на проверку пустышки, окажусь в нужном месте в нужное время и заставлю понервничать разжиревших архиепископов. В двух шагах от столицы, прямо под носом у их ищеек – такое!» - Тарион рассмеялся, но тут же зашёлся в страшном кашле. Немного оправившись от приступа, он мрачно покачал головой. «Вот и ещё одна причина торопиться – долго я не протяну, ещё десять, максимум – пятнадцать лет, и мне нужно будет проводить ритуал. К тому времени план должен быть уже выполнен.»
За десять лет скитаний чёрный всадник привык к одиночеству и подобные мысленные разговоры с самим собой, больше напоминающие диалоги, уже стали для него традицией. Но такая отрешённость от окружающего мира порой бывала опасна – например, сейчас, когда из-за холма к дороге с гиканьем и свистом рванула конная ватага. Вначале Тарион не поверил своим глазам – откуда взяться бандитам вблизи Ромела? Но, присмотревшись к всадникам, он понял, в чём дело: судя по кричаще-яркой дорогой одежде, изящным доспехам и оружию, это были не простые разбойники, а молодые дворяне. В последнее время в империи среди аристократии стала модной так называемая «охота на ведьм» - в принципе, обычная охота… вот только загоняемой дичью в ней является человек. Обычно – чем-то неугодивший хозяевам крестьянин. Несчастного назначают «колдуном» или «ведьмой», в зависимости от пола, отпускают в чистое поле, а потом отправляются вдогонку. Когда ловят, то чаще всего сжигают или сажают на кол. Вон у нескольких «охотников» к сёдлам прикреплены длинные жерди – явно заготовки для кольев. Власть предержащие смотрят на выходки отпрысков благородных родов сквозь пальцы – пусть себе тешатся, холопов всё равно как грязи.
Вот и сейчас с азартными воплями «Держи ведьму!» охотники гнали перед собой растрёпанную молодую женщину. Тарион мысленно поморщился. «Жаль несчастную, но ей уже не помочь. Не раскрываться же ради одной крестьянки. Хотя… а ведь это можно использовать…» Губы чёрного всадника искривила злая усмешка. Охотники уже почти догнали свою жертву, когда увидели новую цель. Один из дворян походя пронзил тихо всхлипнувшую женщину копьём и присоединился к остальным, переключившимся на более интересную мишень. Двенадцать всадников рванули к спокойно едущему по дороге человеку в чёрной одежде. Дорогой костюм, отличная лошадь, нет оружия, да ещё и старик, по лицу видно! Отличная добыча! Всадник наверняка не сможет оказать достойного отпора дюжине молодых, прекрасно вооружённых парней, и у него точно есть чем поживиться – одна куртка с серебряной отделкой чего стоит. Младшие дети дворян чаще всего не брезговали разбоем, ведь от родителей они получали немногое – земли и богатства доставались старшим. Один из молодых аристократов глумливо крикнул, показывая на не выказывающего никакого беспокойства их приближением всадника:
- Глядите! Вырядился во всё чёрное, на чёрном коне – да он же просто ворон! Старый ворон, мы сейчас твои перья-то повыщиплем!
Среди хохота дворян с удивительной чёткостью прозвучал спокойный низкий голос чёрного всадника:
- Ворон, говорите? Вы правы. Что ж, пусть будут вороны.
Внезапно кони дворян с диким ржанием встали на дыбы – все одновременно! Никто из дворян не удержался в седле, хотя они не без оснований считали себя хорошими наездниками. Но лошади словно саму Смерть во плоти увидели и, окончательно взбесившись, ускакали в глубину полей, оглашая окрестности истошным ржанием. На земле же образовалась стонущая и сквернословящая куча-мала из отпрысков знатных фамилий. Но когда один из них случайно бросил взгляд в сторону трупа убитой женщины, то стонать перестал. Он завопил. Благим матом. Потому что труп шевелился. Но не пытался встать, нет – его словно что-то распирало изнутри, корёжило и выгибало так, как никогда не сможет изогнуться живой человек. Внезапно тело несчастной лопнуло, и из него вверх рванулись странные создания, больше всего напоминавшие крупных воронов. Вот только оперением им служило чёрное пламя, сквозь которое просвечивали причудливо изогнутые человеческие кости, ставшие телом для жутких существ, а вместо глаз пылали мертвенно-зелёные огни. И тут вопль вырвался из глоток сразу всех «охотников на ведьм», потому что странные птицы ринулись на них. Прежде, чем истекающий тьмой клюв пробил ему череп, один из дворян успел заметить, что из-под капюшона чёрного всадника струится точно такое же свечение, какое пылало в глазницах летучих монстров. А после для этого аристократишки уже не было ничего, кроме боли – всеобъемлющей, непредставимой, заполнившей, казалось, весь мир…
Тарион молча выслушал длившиеся почти минуту крики чудовищной боли и агонии, исходившие от кучи аристократов-разбойников, а когда они прекратились, то чёрные птицы осыпались прахом уже на груду костяков, кое-где прикрытых ошмётками истерзанной плоти и одежды. «Дворяне… кровь у вас такая же красная, как и у последнего холопа. И кричите от боли вы ничуть не благозвучнее». Чёрный всадник продолжил свой путь, усмехаясь про себя. «Прекрасно, инквизиция не могла не засечь такое мощное тёмное заклятие. Пусть попробуют тут что-нибудь найти, пусть распыляют силы. Мне это только на руку.»
То же место:
На дороге, освещаемой заходящим солнцем, показался одинокий всадник. Суетящиеся вокруг места трагедии стражники бросали настороженные взгляды на конную фигуру – опять кто-то из начальства пожаловал, не иначе. Капитан отряда стражи тоскливо вздохнул – он-то знал, кто несётся к ним на взмыленном коне. Когда всадник приблизился, среди солдат раздались боязливые шепотки. И немудрено – судя по изрядно запылившемуся во время бешеной скачки, но несомненно белому плащу с капюшоном, из-под которого выглядывала серебристая гладкая маска с крестообразной прорезью для глаз, полным латам, изукрашенным выпуклыми крестами Спасителя, и медальону в виде круга, перечёркнутого двойным крестом и обвитого терновыми лозами, это был никто иной, как паладин-инквизитор, высшее воинское звание Святого престола. Выше их – только епископы, архиепископы и Глас Спасителя. То, что сюда примчался, не щадя породистого жеребца – вон, тот весь в мыле! – такой высокий чин из инквизиции, помимо охоты на колдунов, ведьм и еретиков занимающейся ещё и внутренней безопасностью империи, означало многое. В частности, для стражников – большие неприятности. Потому что нет ничего хуже, чем оказаться замешанным в игры церковной верхушки.
«Проклятье! Мало того, что единственный инквизитор высшего посвящения, оказавшийся на момент всплеска мерзкой магии в Ромеле, отправлялся вместе с орденом Золотого Солнца и не имел права отлучаться от них, мало того, что из-за этого мне пришлось пять часов не вылезать из седла, ведь именно я оказался ближе всех к Ромелу из свободных паладинов, так ещё и на место всплеска отправили не храмовников, а этих тупых солдафонов из городской стражи, которые даже вампира от зомби отличить не смогут, пока тот им в глотку не вцепится! У них было два часа на то, чтобы сориентироваться на месте – так нет, бродят бесцельно, а некоторые и вовсе с зелёными лицами в сторонке стоят, явно стараясь ужин свой удержать в желудках… Ишь, в глазах-то страх – и не перед свершившимся здесь богомерзким колдовством, а передо мной. Правильно боитесь.»
Внутренне кипя, паладин легко спрыгнул с коня, словно не чувствуя веса доспехов, огляделся и быстрым шагом направился к начальнику стражи. Тот судорожно поклонился инквизитору:
- Благословите, Пречистый…
- Гай. Обращайтесь ко мне «брат Гай».
- А я…
Паладин резким взмахом закованной в латную перчатку руки прервал стражника.
- Мне наплевать, как вас зовут, капитан. Лучше ответьте мне - чем занимаетесь вы и ваши люди здесь уже битых два часа?
- Брат Гай, мы пытаемся выяснить, что здесь произошло и куда делся богомерзкий колдун.
- И что же вы успели узнать, бегая вокруг этой кучи костей кругами или опорожняя желудки в сторонке?
Лица инквизитора не было видно за маской, но в голосе чётко слышалась насмешка. Капитан невольно бросил взгляд на своих подчинённых, занятия которых так точно описал паладин, побагровел лицом, но сдержался и подчёркнуто спокойно ответил:
- Брат Гай, очевидно, что группа молодых дворян ехала куда-то по своим делам. Здесь их с неизвестной, но несомненно злокозненной целью подстерегал колдун, который и напустил на высокородных особ богомерзкую волшбу, результаты которой мы видим. После еретик скрылся в неизвестном направлении.
Стражник был доволен, что сумел так стройно сформулировать те немногие мысли насчёт этого дела, которые посещали его голову и не сводились к простому «Вот дерьмо». И потому он был весьма раздосадован ироничным смехом, прозвучавшим из-под серебристого шлема.
- И это всё? За два часа вы не узнали ничего! Я прямо сейчас вижу, что никто этих дворян не поджидал здесь – наоборот, они сами гнались за кем-то, чьи останки, вероятно, лежат вооон там, в отдалении. Их вы, очевидно, в расчёт не принимали?
Паладин схватил капитана за плечо и буквально потащил того к останкам погибшей женщины. Остановился и чуть ли не носом ткнул «поплывшего» стражника в жалкие ошмётки того, что ещё недавно было человеком.
- Видите? Это – то, что остаётся от человеческого тела после применения чёрного заклятия «Птицы погибели», считающегося одной из сложнейших боевых чар тёмных магов. Для его применения необходим свежий труп. Но рядом с телом только следы множества обычных подков, в то время как в грязи на дороге я успел рассмотреть среди следов ваших лошадей отпечатки подковы несравненно более высокого качества, помеченной тремя восьмиконечными звёздами. Это – знак южных коневодов, торгующих одними из лучших в известном мире конями. А значит, вся ваша версия трещит по швам. Никто не «подстерегал этих дворян со злокозненной целью», как витиевато вы изволили выразиться. Напротив – судя по всему, группа молодых аристократов, преследующая кого-то – кого, мы уже опознать не сможем – наткнулась на спокойно едущего по дороге некроманта. Не знаю точно, что произошло, но могу предположить, что цель свою эти дворяне настигли и убили, а потом почему-то повздорили с колдуном. Тот наслал на высокородных неудачников «птиц погибели» и спокойно уехал, оставив после себя груду трупов. Причём не в «неизвестном направлении», а в строго определённом – дальше по дороге, судя по следам копыт. Всё это я смог понять, всего лишь внимательно оглядевшись, и потратил не больше пяти минут. Теперь ответьте мне – чем вы занимались тут два часа?!
По ходу своей речи паладин всё больше распалялся, но не кричал и не размахивал руками, а напротив – неподвижно стоял спиной к капитану стражи и ледяным тоном цедил слова. Стражник же, опустошивший свой желудок после весьма неаппетитного зрелища истерзанного чёрным заклинанием трупа, стоял как соляной столп, и всю гамму обуревавших его чувств выражал лишь цвет лица. Вначале бывшее зеленоватым, оно покраснело, потом, по мере продолжения речи инквизитора, сменило окрас на мелово-бледный, а теперь – начало синеть. Капитан схватился за латный воротник, словно стараясь разорвать его голыми руками и дать больше воздуха задыхающемуся от страха организму – слишком хорошо себе представлял последствия гнева паладина. А тот, не оборачиваясь, медленно вытянул из ножен меч. Лучи уже почти зашедшего солнца окрасили клинок в кроваво-красный цвет, заиграли багрянцем на доспехах инквизитора, придали белому плащу зловещий алый оттенок мантии палача. Стражник забулькал от страха.
И тут инквизитора словно скрутил припадок – меч выпал из рук, сам же паладин упал на колени и схватился за голову. Стражники толком не могли понять, что им делать – то ли бежать помогать «сыну Спасителя», то ли наоборот – бежать от него подальше. Но ни один не двинулся с места. А через несколько секунд инквизитор подхватил меч и, на ходу вкладывая его в ножны, бегом кинулся к ближайшему коню. Не тратя времени на объяснения, он вскочил в седло и под взглядом остолбеневших солдат пришпорил заржавшего скакуна, пуская его с места в галоп в том же направлении, куда по его словам ускакал некромант. Нерадивый капитан стражи и его ленивые подчинённые были забыты, разум Гая был занят куда более важными мыслями: «Там, за холмами, где располагается небольшая деревушка, только что было применено заклинание огромной силы. Чёрное заклинание! Ещё ни разу со времён войны с Тарнином никто из инквизиторов не ощущал активации некромантических чар такого порядка. Скорее туда!»
Поднявшись на вершину очередного холма, Тарион наконец увидел цель своего пути – крупную деревню. Может показаться странным, что северная дорога, ведущая в Ромел, так пустынна, а поселения империи редки, но всё встаёт на свои места, если вспомнить, что на севере Ромелия граничит с обширными степями Низарии, страны свободных кочевников. Вольнолюбивые и воинственные низары были настоящей головной болью для всех соседей, постоянно совершая опустошительные набеги на приграничные земли. Из-за этого на севере империи было очень мало поселений, да и те больше напоминали крепости, постоянно готовые выдержать дикий натиск низарской орды. К счастью для цивилизованных стран, у кочевников не было централизованного государства, но страшно даже представить, что случится, если кто-нибудь твёрдой рукой прекратит межплеменные склоки и объединит разрозненные орды в один кулак. И так в большинстве приграничных городов и сёл главной отличительной чертой являлось огромное кладбище. В Малых Озерках (а именно так и называлась представшая перед чёрным всадником деревня, хотя никаких озёр, ни больших, ни малых, рядом с ней не наблюдалось), конечно, не было такого обширного погоста, как в Баргесте и Миртаре, расположенных от границы всего в десяти часах скачки резвых степных лошадок, но порой низарские орды докатывались и сюда, разбиваясь уже о гвардейские отряды императора и специальные войска инквизиции. Так что размеры кладбища в Малых Озерках вполне подходили для исполнения задуманного Тарионом плана.
Не доезжая до деревни, чёрный всадник остановил коня, спешился и хлопнул вороного по крупу. Тот удивлённо заржал, сделал несколько шагов, а потом, не чувствуя крепкой хозяйской руки, осмелел и порысил в глубь полей. Тарион безразлично отвернулся – больше конь ему не был нужен. Несколько секунд чёрный маг стоял неподвижно, словно внутренне готовясь к какому-то очень неприятному, но необходимому делу, а потом резко поднял руки и с силой провёл ладонями по лицу. Раздался отчётливый скрип. По бледной коже словно рябь прошла, и лик Тариона начал изменяться. Сильнее натянулась кожа на скулах, чуть удлинился нос, глаза запали ещё глубже в глазницы, немного изменилась форма челюсти… Незначительные по отдельности, эти изменения совершенно преобразили чёрного мага, теперь узнать его было практически невозможно. Процесс проходил не мгновенно, и на протяжении его Тарион не издал ни звука, лишь глаза выдавали испытываемую им чудовищную боль. От одного её отголоска обычный человек потерял бы сознание, но некроманту приходилось переносить и не такое. Дождавшись окончания преображения, чёрный маг устало вздохнул и решительно направился в сторону деревни.
По мере приближения к Малым Озеркам, казавшимся издали чуть ли не лубочной картинкой, стали видны неприглядные детали. Некогда добротные бревенчатые избы сейчас покосились, а кое-где на месте домов и вовсе торчали обгорелые остовы пепелищ разной давности. Распаханная земля вокруг деревни сильно заросла сорной травой, а улицы явно давно не чистили – ветер гнал какие-то тряпки, щепки и прочий мусор. В мрачном свете заходящего солнца деревня выглядела безжизненной, давно покинутой. Но при внимательном взгляде становилось понятно, что кто-то из жителей в ней ещё остался: то тут, то там в мутных оконных стёклах, напоминающих подслеповатые глаза, появлялись и тут же исчезали размытые лица, а на полях видны были следы от попыток привести их в нормальное состояние. Но, кто бы это ни пытался сделать, силёнок явно не хватило. А над печальной деревней возвышалась белокаменная церковь, своим великолепием и явной ухоженностью дико дисгармонирующая с окружающим её убожеством. Лучи закатного солнца озаряли белый камень багровым светом, и казалось, будто по стенам дома Спасителя стекает кровь. Усмехнувшись, Тарион вошёл в деревню. Ветер тут же услужливо бросил ему в лицо пригоршню мелкой щепы, перемешанной с пылью. Досадливо отмахнувшись и прочихавшись, чёрный маг огляделся. Вначале ему показалось, будто его и вовсе не заметили или же решили проигнорировать, но тут же стало ясно, что он ошибся. По дороге навстречу страннику уже спешил скрюченный, словно больной вурдалак, старик. «Они что, решили проверить – не наброшусь ли я на первого встречного и послали того, кого и потерять не жалко? Странно тут гостей встречают…»
Тарион и не догадывался, что оказался абсолютно прав. Жители деревни натерпелись в последнее время и решили проверить, не опасен ли этот случайный прохожий. А вдруг он – лазутчик банды разбойников, которая объявилась неподалёку от Малых Озерков и уже разграбила на прошлой неделе два обоза, следовавших из Баргеста в Ромел? Поэтому селяне послали навстречу гостю старого Искила, который хоть и может своей куцей бородёнкой землю достать, не наклоняясь, но при этом востроглаз и наблюдателен, как никто в деревне. От него не укроется, есть ли у странника оружие и кто он по происхождению – от дворян простым людям порой стоит ждать больших неприятностей, чем от разбойников. У последних хоть такой извращённой фантазии нет, как у некоторых аристократов.
Старичок бодро просеменил к остановившемуся Тариону и остановился в пяти шагах, пристально разглядывая гостя. Чёрная одежда хоть и дорогая, но запылённая и явно являющаяся не дворянским кичливым нарядом, а практичным и удобным одеянием часто путешествующего человека. Оружия не видно, разве что в рукаве или сапоге что-то прячет… Лицо хоть и породистое, но без следа спесивого самодовольства, присущего всем аристократам… И лишь едва видимые из-под капюшона глаза внушали Искилу смутную тревогу, почему-то заставляя вспоминать о неумолимо приближающейся смерти, которая уже наточила косу и отсчитывает последние песчинки в часах, отмеряющих жизнь старого крестьянина. Впрочем, об ощущениях и предчувствиях пусть кумушки вечерами судачат, а его дело – разобраться с нежданным гостем. На первый взгляд вроде бы не опасен… Старик сделал ещё два шага к наблюдающему за ним с лёгким интересом Тариону, а притаившиеся за ставнями ближних домов селяне немного перевели дух и опустили направленные пришельца арбалеты. Раз Искил подошёл – значит считает, что не опасен чужак. Старичок откашлялся и, сильно шепелявя, обратился к чёрному страннику:
- Благошлови тебя Шпашитель, путник! Меня жовут Ишкил. А как твоё имя? Жашем ты пришёл в нашу деревню?
Тарион добродушно усмехнулся и ответил, легко подстраиваясь под простовато-витиеватую речь своего собеседника:
- И ты здрав будь, отец. Моё имя – Арбран (в языке королевства Тарнин слово «арбран» значит «ворон»). В Малые Озерки меня привело желание навестить могилу прадеда, жившего здесь более ста лет назад. Я ведь род свой веду отсюда – только уехала наша семья, почитай, полтора века назад, перебралась в другие края – счастья искать. А прадед остался, сказал – хочет, чтобы его кости лежали в земле предков. Теперь же я решил навестить родные места моей семьи и поклониться праху пращуров.
Выражением лица, своими словами, мимикой и тоном Тарион демонстрировал доброжелательность и симпатию к жителям Малых Озерков. Но скрытые под капюшоном зелёные глаза были всё так же холодны и внимательны, как обычно. Чёрный маг сразу же заметил странную активность крестьян за окнами ближайших домов – активность, которую они явно пытались скрыть. Некромант был напряжён и сконцентрирован, параллельно с разговором готовясь в случае агрессии со стороны местных жителей поднять все щиты и ударить в ответ. Селяне даже не подозревали, что чёрный странник, мирно беседующий со старым Искилом, может в любой момент взорваться вихрем смерти. А разговор пока протекал в нужном Тариону ключе:
- Да, почтение к штаршим – доштоинштво, которое шейчаш не чашто вштретишь… Гошть дорогой, может, ш дорожки-то в баньку, а потом – откушать, чем Шпашитель пошлал? Небогато у наш шейчаш, правда…
- И от того, и от другого не откажусь, отнюдь. Но вначале всё же дело, а уж потом – удовольствие. Надо поклониться прадеду, рассказать ему, что его потомок вновь ступает по земле предков. Но кстати, не объяснишь – отчего у вас такое, прости, запустение? Родители говорили о Малых Озерках как о процветающем селении…
- Ражговор это долгий, а не поговорив со швятым отцом, на кладбище не попадёшь – ключи от ограды у него, да и благошловение получить надо. Так что, ежели желаешь, рашшкажу о нашей жизни по дороге.
Искил боязливо покосился на белокаменную громадину, тоскливо вздохнул и пошаркал к церкви. Тарион, приноровившись к походке своего спутника, держался рядом, внимательно слушая неторопливую речь старика:
- … и увели почти вшех мужчин на шевер – говорят, там вновь нешпокойно, проклятые Шпашителем низары готовят большой набег. Уж год, как забрали их – и ни шлуху, ни духу… В деревне ошталишь одни женщины, дети да штарики вроде меня. А работы немеряно, в первую очередь, конечно – шодержать в порядке и чиштоте Шпашителев Дом, иначе Вшевышний не проштит… Или проштит, но швятой отец-то точно не жабудет – он никогда ничего не жабывает, не бывает такого, штоб пятину шобрать не пришёл … Вот и шправляемся шо вшем оштальным как получитшя…
Искил сам не замечал, как выбалтывает новому собеседнику информацию, которую тому знать в общем-то не обязательно. Более того - нежелательно. Словно пелена какая-то опустилась на старческий разум, внушая безотчётное доверие к «Арбрану». Пелена, расцвеченная изумрудными искрами, так похожими на глаза черного странника… Однако, когда Искил со спутником подошли к церкви, старик опасливо замолчал. И было от чего – у входа в белую часовню их встретил колоссальных габаритов мужчина в белой рясе, больше всего похожий на укрытый простынёй стог сена, увенчанный золотой тиарой с двойным крестом Спасителя. Золотом же были обшиты и мантия, и выглядывающие из-под неё огромные сапоги с загнутыми вверх носами, золотом сверкали перстни на сарделькообразных пальцах и вплетённые в окладистую русую бороду колечки… Очевидно, это и был упомянутый Искилом «швятой» отец. Заплывшие жиром глазки оглядели Искила и Тариона, толстые губы сложились в брезгливую гримасу. Старик поспешно подковылял к священнику и быстро объяснил суть дела, приведшего чёрного странника в Малые Озерки. На блинообразное лицо «швятого» отца вплыла гримаса, долженствующая означать радушие, а глазки масляно заблестели, остановив взгляд на поясном кошеле Тариона. Ткнув пальцем в сторону гостя, священник неожиданно высоким для такой туши голосом произнёс:
- Мы приветствуем тебя, Арбран, в этой деревне и разделяем твоё почтение к усопшим. Но земля кладбища – это место, осенённое благодатью Спасителя. Для того, чтобы вступить на неё после долгой и нечистой дороги, тебе придётся пройти очищение недельным постом и молитвами в храме. Но…
- …но есть и другой, более быстрый путь, я надеюсь? – с понимающей усмешкой продолжил фразу Тарион.
- О да! Как ты можешь видеть, наша деревня сейчас переживает трудные времена. Поэтому, если ты преподнесёшь пожертвование на нужды Малых Озерков, мы будем уверены, что ты чист душой и достоин вступить на священную землю.
Тарион рассмеялся. Искил, услышавший этот смех, невольно отшатнулся и чуть не упал – в нём не было веселья, а звучали лишь нечеловеческие презрение и ненависть.
- Пожертвование, говоришь? Которое пойдёт в твой карман, бочка с жиром! Что же это за бог, который терпит таких «наместников», как ты?
Побагровевший от такой немыслимой наглости священник только разевал рот, не в силах подобрать слова. А Тарион повернулся к пребывающему в полуобморочном состоянии Искилу и, развернув того за плечо, слегка подтолкнул в спину, направляя туда, откуда они вместе пришли.
- Беги, Искил. Беги как можно дальше. Бегите все отсюда!
И такая сила звучала в голосе чёрного странника, что ноги старика сами собой задвигались шустрее. Более того, из домов выскакивали женщины, прижимающие к себе ревущих детей, старухи, подростки – и бежали прочь от городской площади и церкви, повинуясь мертвенному голосу. Даже священник дёрнулся было бежать, но пылающий взгляд Тариона приковал его к месту. Некромант подошёл к трясущемуся от страха «швятому» отцу, заглянул ему в глаза – а потом резким ударом открытой ладонью пробил мантию, слои жира, рёбра, сжал кулак на сердце и вырвал руку. Толстяк всхлипнул, глядя на ударившей из груди фонтан крови, затрясся всем телом и начал скулить, увидев, как вокруг сжимающего вырванное сердце кулака струится чёрный дым, впитываясь в кровоточащий комок плоти. Когда мгла рассеялась, на ладони мага уже ничего не было. А священник, внезапно понявший, что хоть ему и вырвали сердце, но он всё ещё не умер, взвыл. И не было в этом вое ничего человеческого. Тарион наклонился к перекошенному лицу толстяка и холодно процедил:
- Передай привет своим дружкам-инквизиторам, которые вскоре прибудут сюда. А потом сообщи Спасителю, если ты конечно веришь в то, что встретишься с ним после смерти – я иду. Пусть ваш божок дрожит от страха – его эра заканчивается. Не будет Страшного Суда! Не будет последних дней мира! И не будет Его - потому что спокойно смотрящий на таких, как ты, не имеет права существовать.
А неумирающий священник не мог оторвать взгляда от зелёных глаз, внезапно превратившихся в два истекающих Тьмой провала… Оставив неупокоенного толстяка стоять на месте – всё равно никуда не денется, пока не передаст адресату всё, сказанное чёрным магом, Тарион быстрым шагом направился к кладбищу. Коротким взглядом обратив замок на внушительной стальной ограде в осыпающиеся хлопья ржавчины, некромант прошёл на погост. Быстро оглядев аккуратные ряды могильных холмиков, он довольно кивнул – то, что надо!
Чёрный дорожный костюм на маге внезапно заколыхался, утрачивая чёткость очертаний, а когда он вновь принял определённую форму – это была уже роскошная мантия. Непроглядно-чёрная, с высоким клинообразным воротником, острыми плечами и широкими рукавами, с фиолетовой оторочкой, украшенная алыми рунами, тянущимися от плечей до самого низа четырьмя сплошными линиями, а главное - с огромным шестиугольным алым камнем ровно посередине груди. Внутри камня был прекрасно различим нанесённый неизвестным образом рисунок - чёрный ворон, распростёрший крылья. Знак гильдии некромантов Тарнина. А в мантии любой волшебник узнал бы легендарный артефакт – одну из мантий архимагов, созданную основателями тарнинских магических гильдий. Чёрную мантию архимага, облачение главы тёмной гильдии. Каждый из этих артефактов мог по желанию владельца изменять свой внешний вид, превращаясь в любой вид одежды, защищал лучше большинства доспехов, а также имел множество других удивительных свойств. В Ромеле некромант был вынужден накинуть на себя «Покров тени», когда менял облик мантии, потому что даже такое незначительное магическое эхо инквизиторы вполне могли засечь, но здесь Тариону скрываться было не от кого. Лицо его тоже изменилось, приняв первоначальный вид. «Маски сброшены, игра подходит к кульминации.»
Некромант поднял руки, словно стараясь обнять весь погост. Глаза его были закрыты, но пылали зелёным светом даже сквозь опущенные веки. Тарион смотрел сейчас вторым, магическим зрением, обычное лишь помешало бы. Он видел, как над землёй кладбища, над каждой могилой разгораются бледные огни и между ними протягиваются призрачные нити, сплетаясь в удивительно сложный и прекрасный узор. Силой своего разума волшебник на короткое время менял законы мира, создавая собственную реальность – словно рисуя картину. Фантазия позволила ему представить узор магических потоков, а обширнейшие знания – так стабилизировать систему, чтобы та не вышла из-под контроля, что, с учётом используемых Тарионом сил, привело бы к возникновению на месте Малых Озерков воронки радиусом в несколько километров. Маг буквально парил среди создаваемых нитей новой реальности, бережно вплетая их в плоть мира. Над кладбищем подул ветер – вначале слабый, он быстро превратился в настоящий ураган. Тучи на освещённом заходящим солнцем небе стали закручиваться в огромную воронку с эпицентром на некроманте – мир сопротивлялся вторжению чужой воли. А нитей псевдореальности вокруг Тариона роилось всё больше – и он запел. Песня эта не была похожа на те, что можно услышать из уст смертных – в ней звучали завывания волколаков, плач баньши, шорох савана и звёздный звон, мелодия космической темноты и рёв пламени. Можно ли пропеть отсвет луны? Голосом показать тень? Песня вплеталась в создаваемый магом сложнейший узор и упорядочивала его, подчиняла создателю. Пронизанная багровыми молниями воронка смерча, вместо того, чтобы разорвать осмелившегося изменять мир мага на куски, с воем впиталась в кладбищенскую землю. Две реальности сплелись – и осталась одна. Узоры воли Тариона гармонично наложились на мировое полотно, стали его неотъемлемой частью. В реальности над кладбищем утихал ураган, а магическое зрение показывало Тариону над погостом жемчужный узор невероятной красоты.
Но сам по себе этот узор был мёртв – лишь контурный рисунок на холсте. Чтобы получилась картина, его надо закрасить – так и некромант начал наполнять созданное плетение силой. Первоэлементы, Тьма и Свет – источник огромной силы и огромной опасности. Они – составные части любой души, её основа. Тьма – это амбициозность, умение добиваться своей цели и готовность идти до конца, предприимчивость, стремление к самосовершенствованию и познанию, сила воли и твёрдость характера. Свет – это милосердие и умение прощать, забота о других и спокойная доброта, моральные запреты и любовь. Тьма ведёт вперёд, а Свет помогает не сбиться с дороги в пути, остаться человеком. Поэтому использование одной первоосновы в качестве источника силы налагает отпечаток на волшебника, изменяя его душу. Убери Свет, оставь Тьму – и амбициозность превратится в жажду власти, умение добиваться цели породит фразу «Цель оправдывает средства», стремление к самосовершенствованию приведёт к эгоизму и стяжательству силы, а твёрдость характера перерастёт в жестокость. Уберёшь Тьму, оставляя Свет – и получишь бесцельную благость, доброту для всех сразу и ни для кого конкретно, нерешительность и апатию. Поэтому высшие маги стараются сочетать обе стихии: некроманты – основываясь на Тьме и добавляя Свет, целители – основываясь на Свете и усиливая себя Тьмой. Первостихии, то есть Огонь, Вода, Земля и Воздух, тоже изменяют использующих их магов: Огонь – вспыльчивость и неуравновешенность, Вода – «конформизм», Воздух – порывистость и непостоянство, Земля – боязнь изменений и быстрых решений… Но Тарион был некромантом, и некромантом могущественным – в его узор щедро вливалась Тьма, лоскутья которой скреплялись нитями Света. Удивительное по своей красоте магическое полотно – кусочек звёздного ночного неба, спустившийся на землю, завораживающий союз Первооснов, непроглядность Света и сияние Тьмы… Как жаль, что увидеть его можно лишь магическим зрением!
Законченный узор на мгновение вспыхнул цветами, которым нет названия ни в одном языке и исчез. Тарион устало открыл глаза и стал ждать результатов, которые не замедлили проявиться. Земля погоста задрожала и начала вздыматься чудовищным горбом. Огромный холм кладбищенской почвы поднялся на высоту почти двадцать метров, задрожал – и лопнул. Багровый закат осветил творение некроманта. Голова – сплавленные человеческие скелеты, три огромных глаза, пылающих зелёным светом, и пасть, способная проглотить рыцаря вместе с конём. Тела мертвецов стали мускулами создания, их кости – скелетом, а пласты кладбищенской земли превратились в чёрные чешуи размером с рыцарский щит. Распахнулись огромные крылья – чёрные, как сама ночь, сплетённые из пронизанной лунным светом Тьмы. Ударил, вспарывая землю, хвост с шипами из преобразившихся костей. Вечернее небо огласил переливчатый полувой-полурык. Дракон погибели, драколич – вот как называлось созданное Тарионом существо. Некромант сам разработал этот узор, сам придумал все до единой связки и компоненты – и сейчас был восхищён результатом.
Но оставался последний вопрос – подчинится ли монстр своему создателю? Ведь он не просто оживлённый труп, но наделённое собственной – и могучей! – магией существо, с собственным разумом и уже вложенными при «рождении» знаниями. Великая Ночь дала первому драколичу этого мира холодную мудрость, магическую силу тьмы и прочную, как метеоритное железо, чешую. Нити Света, вплетённые в узор, оживили в монстре чувства и желания, отличные от стремления разорвать всех живых на части. Первоосновы сплелись - и наделили новосозданного дракона настоящей душой, что ранее считалось невозможным по определению. Три зелёных огня драконьих глаз встретились с пылающим взором Тариона. Гигантский монстр навис своим двадцатиметровым телом над чёрным магом, заслонив, казалось, весь мир. Тарион вложил все свои силы в заклинание создания драколича, и сейчас даже стоял с трудом. Ещё миг – и огромный дракон разорвёт обессилевшего мага на куски… Но в глазах некроманта пылали такие воля и мощь, гордость и величие, что все мысли о его слабости испарялись без следа. Минуту маг и дракон стояли, не шевелясь, а потом драколич отвёл взгляд и развернулся к Тариону боком. На чёрной чешуе были хорошо заметны ряды выпуклых пластин, бывших некогда человеческими рёбрами. По этим-то пластинам, как по ступенькам, уставший маг вскарабкался на спину дракону, где между шипами гребня росло… самое настоящее кресло, только сделанное из преобразившихся человеческих костей. Тарион устало сел на этот костяной трон и подал своему «скакуну» мысленную команду. Воздух разорвали удары чёрных крыльев и жуткий, но в то же время прекрасный в своём смертоносном величии драколич взмыл в воздух, унося некроманта на восток. Напоследок чёрный дракон развернул голову, распахнул пасть и выдохнул в сторону церкви столб бесцветного пламени, превратившего купол вместе с двойным крестом Спасителя в застывший конгломерат перемешанных камня, металла и позолоты. Больше всего он был похож на огромный пузырь с дырой в одной из стенок – как раз там, куда и попал призрачный огонь дракона.
Гай был взбешён. Словно лев в клетке, инквизитор расхаживал по площади перед церковью Малых Озерков. Да, он примчался сюда, загнав коня - и что в результате? Пустая деревня и этот неупокоенный священник, с безумным видом выкрикнувший слова, которые иначе как ересью назвать было нельзя, и упавший замертво. На первый взгляд вызов, брошенный неизвестным магом всесильной инквизиции и самому Спасителю, выглядел нелепо и смешно, но Гаю было не до смеха. Перед глазами стояло бескровное лицо толстого священника, который выкрикивал послание еретика, будто и не обращая внимания на зияющую в груди дыру размером с кулак. А стоило инквизитору оглядеться, как он с беспощадной чёткостью мог увидеть исковерканный неизвестной силой купол церкви и огромный котлован, оставшийся на месте деревенского кладбища. Даже ночная темнота была не в силах скрыть последствия посещения неизвестным некромантом этой деревни. Непонятно лишь, куда пропали жители – трупов в селе нет, не считая несчастного священника. Сбежали? Но почему же еретик их не тронул?
В таких раздумьях Гай не сразу заметил, что посередине площади прямо в воздухе разгорается белая искра. Лишь когда она превратилась в сияющий белый столб, паладин опомнился и рванулся к странному явлению, выхватывая меч и последними словами кроя себя за невнимательность. В мыслях, разумеется. Но, когда Гай увидел, кто вышел из столба света, то выронил меч и упал на одно колено, склоняя голову в почтительном поклоне. Потому что вышедший человек был никто иной, как Глас Спасителя – имперский первосвященник и де-факто единоличный правитель государства. Император уже много лет являлся декоративной фигурой, не более того.
- Поднимись с колен, сын мой Гай. Поднимись и расскажи, что здесь произошло.
Мягкий голос первосвященника обволакивал и проникал в глубину души, его хотелось слушать часами, даже не обращая внимания на смысл произносимых слов. Глас Спасителя был облачён в ниспадающую до земли осплепительно-белую мантию с глубоким капюшоном, под которым словно пылало солнце – свет не жёг глаза, но лицо рассмотреть было невозможно. Первосвященник действительно выглядел так, словно был не человеком, но спустившимся на землю небожителем. Рядом с ним Гай, в своём пропылённом, испачканном конским потом и местами порванном плаще, покрывающем потускневшие от дорожной грязи доспехи, казался самому себе совершенно инородным телом. Чувствуя непривычную робость, он устало описал первосвященнику всё, что узнал на месте гибели аристократов и здесь, в деревне.
- Ты абсолютно верно поступил, не последовав за еретиком. Даже догони ты его, что маловероятно, то всё равно не справился бы. Этот противник тебе не по силам. Сплести чёрное заклинание такой мощи, какое было применено здесь, даже во времена войны с Тарнином могли лишь трое сильнейших некромантов, настоящие воплощения зла: Браноил Тлетворный, Мстислав Чёрный Ветер и Тарион Глаза Смерти.
- Двое магистров и архимаг?
Хорошо знавший историю страшной войны Гай не смог скрыть изумления – ведь первосвященник назвал имена троих самых страшных магов-некромантов, которые навечно были прокляты победителями после падения Чёрной Башни. Неужели кто-то из этих кошмаров прошлого вернулся? Глас Спасителя легко угадал в возгласе удивления невысказанный вопрос и неторопливо ответил:
- Нет, никто из этой страшной троицы не мог выжить в той войне, мы уверены в смерти каждого из еретиков. Браноилу отсекли голову, Мстислав сгорел вместе со своими мерзкими книгами, а Тариона зарубил в поединке сам глава ордена Золотого Солнца. Но мы не смогли окончательно выполоть дурное семя, маги продолжают рождаться. К счастью, благодаря успешным действиям инквизиции – и в том числе вашим собственным делам, сын мой! – этих отродий Тьмы становится всё меньше. Видимо, мы встретились с самородком, колдуном исключительной врождённой силы – но не слишком большого ума. Это его демонстративное объявление войны, столь эффектное исчезновение – всё символизирует о том, что он ещё очень молод, неопытен и нетерпелив. Но это не делает его менее опасным! Когда орден Золотого Солнца вернётся с востока, надо будет инквизиции поработать вместе с ними и найти еретика, пока тот не натворил дел. А пока… бедный Порфирий, такая жуткая смерть. Настоящий великомученик. Надеюсь, канонизация хоть немного умиротворит его душу, столь жестоко вырванную из тела.
Гай не сразу понял, что первосвященник говорит о мёртвом священнике, на которого сам паладин взглянуть не мог без брезгливости. Разжирел, обвешался золотом… А деревня вокруг настолько убога, что непонятно – как её население ещё умудрялось выживать. Не жить, видно же – именно выживать. Есть, к сожалению, и среди божьих людей недостойные, забывающие о том, что их дело – спасать и исцелять людские души, а не ублажать собственные чрево и кошелёк. Но паладин ничем не выдал своего недоумения, вызванного решением первосвященника. Вслушайся инквизитор в речь Гласа Спасителя получше, возможно, не удивлялся бы – в словах пресвятого отца звучали тщательно скрытые нотки сарказма и злой насмешки над толстым Порфирием…
Немного постояв над телом священника, глава светлой церкви повернулся к Гаю.
- Тебя, сын мой, я прошу немедля отправиться в Ромелский Собор. Там мы продолжим наш разговор.
Первосвященник уже давно растворился во вновь возникшем столбе белого света, а паладин всё никак не мог прийти в себя. Для чего он, пусть и инквизитор высшего ранга, но всё равно лишь простой исполнитель, мог понадобится фактическому правителю Ромелии и наместнику Спасителя на земле? Впрочем, немного оправившись от шока, Гай решил разбираться с проблемами по мере их поступления. Что от него нужно первосвященнику - будет ясно в Ромеле, а пока главным является другой вопрос: можно ли в окрестности найти лошадь или придётся всю дорогу до места гибели дворян-разбойников, где ещё должен оставаться пост стражи, топать пешком?
Вложивший все свои силы в заклинание создания драколича Тарион почти сутки проспал в кресле, которое по его мысленной команде выпустило напоминающее рёбра костяные отростки и превратилось в очень удобный кокон с обеспечиваемым собственной магией создания некроманта внутренним микроклиматом. Чёрный дракон мерно взмахивал крыльями, поднявшись выше облаков, и держал свой путь к намеченной магом цели. Внизу порой мелькали города и сёла, кажущиеся с такой высоты совсем крошечными. Но вид этих селений хоть как-то развлекал отчаянно скучающего драколича, остальное же время ему приходилось довольствоваться зрелищем однообразных лесов, полей и холмов. Монстр даже подумывал на бреющем полёте пронестись над каким-нибудь городком и повеселиться, глядя на разбегающихся в страхе людишек. Но здравый смысл, подкреплённый однозначным приказом некроманта, пока удерживал чёрного дракона от неблагоразумных поступков. Пока…
К счастью для жителей очередного селения, Тарион наконец проснулся. Драколич тут же засыпал чёрного мага по мыслесвязи десятками вопросов – несмотря на мощнейший интеллект и кое-какие врождённые знания, доставшиеся от Первооснов, дракону явно не хватало информации о новом для него мире. Некромант с удовольствием отвечал – его творение было действительно очень интересным собеседником. Время за разговором пролетало незаметно… пока чёрный дракон не задал вопроса о том, кто же такой на самом деле его создатель, откуда он родом и что собирается делать. Тарион резко помрачнел, его мыслеобразы окрасились печалью:
- Что ж… я расскажу тебе мою историю. Начну, пожалуй, с самого начала. Моя родина – королевство Тарнин. Единственное государство, в котором занятия магией не только не запрещались, но и считались почётным делом. Зовут меня Тарион. Тарион Глаза Смерти, если угодно. Как я не любил всю эту систему прозвищ… но ничего не поделаешь – традиция, пошедшая ещё со времён основателей магических гильдий. Да, маги в Тарнине были объединены в гильдии по стихие, являющейся основой их силы. Красная гильдия – Огонь, Жёлтая гильдия – Воздух, Зелёная – Земля, Синяя – Вода, Белая – Свет, целители, и Чёрная – Тьма, некроманты.
Во главе каждой гильдии стоял архимаг – волшебник, равного которому среди магов этого цвета нет. Я был архимагом Чёрной гильдии – не потому, что был сильнейшим. Браноил Тлетворный и Мирзаи Баньши превосходили меня по силе. Но тем не менее в тренировочных схватках я неизменно побеждал их – потому что им не хватало фантазии. Сила для мага важна, но гораздо важнее – умение придумать нечто новое и привести это «нечто» к стабильному виду. Именно так создаются заклинания. Поэтому фантазия и знания играют в магическом искусстве гораздо более важную роль, чем сила. Даже сильнейшему магу-ремесленнику, использующему лишь уже придуманные кем–то плетения, не одолеть волшебника, импровизирующего и создающего собственные заклинания. Плюс, у меня было ещё одно преимущество перед остальными – мои глаза. Людей, рождённых с такими глазами, называют «смертовзорами» и считают особо отмеченными самой Смертью. Лишь магу-смертовзору доступно одно из сильнейших заклинаний магии Тьмы – «Взгляд Смерти», убивающий всё живое, на что взглянёт маг. При этом оно практически не тратит сил, но имеет одно неприятное свойство, из-за которого за всю жизнь я использовал эти чары всего лишь дважды: маг, применяющий «Взгляд Смерти», чувствует последние мгновения жизни любого живого существа – каждая засохшая травинка, сгнившее дерево, рассыпавшийся прахом зверь или упавший замертво человек оставляют неизгладимый отпечаток боли и скорби на душе мага. При этом очень сложно сохранить здравый рассудок. Не удивительно, что из четырёх смертовзоров, обнаруженных за всю историю существования Тарнина, двое оказались сумасшедшими убийцами, для уничтожения которых объединялись маги всех орденов. Оставшиеся двое – это я и основатель Чёрной гильдии, Экзан Бледный.
Долгое время шесть гильдий, шесть разноцветных Башен были надёжной опорой королевской династии Тарнина. Конечно, случались размолвки и прочие неприятности, на протяжении многих столетий между Башнями шло негласное, но ожесточённое соперничество – впрочем, никогда не перераставшее в открытую вражду. Я и Виктор, архимаг Белой Башни, были вечными соперниками – и при этом оставались лучшими друзьями. Но, к сожалению, ничто не может быть вечным. Последний король Тарнина оказался пацифистом, бездарным политиком, да просто глупцом! Ослеплённый медоточивыми посланиями из Империи, окружённый льстецами и бездарностями, Пакш Третий планомерно разваливал всё, до чего мог дотянуться – втрое сократил армию, отменил оборонные налоги, резко снизил финансирование разведки, растратил почти всю казну на пышнейшие балы и приёмы… Вздорный юнец! И я, и Виктор, и Зарр, архимаг Красной гильдии – все мы пытались образумить его, но напрасно. А магическим путём воздействовать на короля было невозможно – созданный всеми шестью Основателями Радужный Венец, королевская корона, надёжно защищал своего носителя от любой направленной на него магии разума. Да, мы могли бы, например, испепелить Пакша или превратить его в зомби – но вот добавить ему хоть чуточку мозгов было не в нашей власти.
И беда не замедлила явиться. Ромелия публично заверяла Тарнин в вечном союзе и дружбе народов, а в тайне давно уже точила любимый клык на страну «еретиков», смеющую не преклоняться перед их Спасителем – читай, Церковью – и разрешающую «богомерзкое колдовство». Империя отлично подготовилась к войне. Прекрасно понимая, что главной опасностью для них являются маги, святоши пытались найти оружие против волшебства. И, к сожалению, нашли. Вернее, создали. Десять тысяч человек были воспитаны как абсолютнейшие фанатики, без раздумий готовые умереть ради своей веры. И они умерли. Что характерно – абсолютно добровольно. Было совершено грандиозное человеческое жертвоприношение и души десяти тысяч фанатично верующих людей наделили силой тысячу стандартных комплектов паладинского вооружения – то есть полный латный доспех, копьё, полуторный меч, четыре метательных ножа, топорик, два кинжала и арбалет со стрелами. Десять душ «праведников», впитавшихся в каждый комплект, придали металлу золотистый оттенок, невероятную прочность, гибкость и лёгкость, возможность убивать бестелесных и неуязвимых для обычного оружия врагов… Но главное и самое страшное свойство – эти доспехи блокировали любую направленную на них магию, причём в небольшом радиусе. Как мы потом узнали ценой жизней сотен магов, эту защиту всё же можно было обойти – если заклинание действовало непосредственно на носителя доспеха, минуя броню. Например, огненный шар бесславно разбивался о доспех золотого рыцаря, не причиняя ни малейшего вреда, а вот «Исторжение души» несколько ослаблялось фоном доспеха, но всё-таки работало. Но поняли мы это слишком поздно… Да и мало было магов, способных сплести заклинания такой сложности, буквально несколько десятков на все гильдии.
К счастью, наша разведка всё же сработала, пусть излишне топорно и с опозданием – священники, знавшие секрет создания этого чудо-оружия, были убиты, а все их записи – уничтожены. Это не позволило святошам повторить создание солнечного оружия – хотя они и пытались. Но на сей раз десять тысяч человек были принесены в жертву без какого-либо эффекта. И они ещё называют некромантов монстрами, в то время, как в нашей гильдии человеческие жертвоприношения были строго запрещены все полторы тысячи лет с самого её основания и карались смертной казнью через зомбирование заживо! Но это уже не важно. Итак, в одно далеко не прекрасное утро войска Ромелии без объявления войны вторглись в западные земли Тарнина. В то же утро были совершены одновременные нападения на башни магов, находившиеся на западной границе – то есть на Зелёную, Белую и Жёлтую. Воздушники заставили инквизиторов дорого платить за каждого убитого мага, но атака была слишком внезапной и жестокой – из жёлтых не выжил никто. Белую башню атаковал всякий сброд – наёмники, бандиты, каторжники, которым пообещали амнистию… Целители, никогда не преуспевавшие в боевой магии, не смогли оказать достойного сопротивления. Лишь Виктор и несколько высших магистров убили кое-кого из нападавших, приведя тех в бешенство. Я с трудом смог при посещении того, что осталось от Белой Башни, опознать в изуродованном трупе своего старого друга… А «золотые рыцари» атаковали Башню Земли. И не понесли ни единой потери, а Зелёный орден был полностью уничтожен. В очередной раз должен отметить, что разведка у нас была поставлена из рук вон плохо. Обленились за годы мирной жизни… Оказалось, что святоши тоже владеют некоей формой магии – только донельзя извращённой, использующей в качестве основной стихии исключительно Свет и черпающей силу не из самого мага и окружающего его мира, а из веры людей. Естественно, истощая при этом жизни верующих. Много эта пародия на магию не могла, но и того, что было, оказалось вполне достаточно. Кстати, кандидатов в орден Золотого Солнца как раз отбирали по душевным качествам. Дело в том, что золотое обмундирование сроднялось со своим носителем и, пока тот жив, доспех надеть не сможет никто. И силы вооружение золотых рыцарей черпало из душ воинов - чем душа чище и благороднее, чем крепче вера, тем смертоноснее будет солнечный клинок и прочнее броня. В результате Орден Золотого Солнца стал настоящим сверхоружием империи, которому мы просто ничего не могли противопоставить.
Так в первые же дни войны Тарнин потерял половину магов. Спешно стянутые к границам армии королевства терпели поражение за поражением, от колдовских гильдий истерично требовали помощи – и шли на фронт едва закончившие учёбу юнцы и юницы, которые сложнее огнешара ничего не могли сотворить. И гибли, гибли под клинками золотых рыцарей и храмовников… А когда армия империи внезапным ударом захватила Триилин, столицу Тарнина, и инквизиция казнила короля и всю его семью, положение стало вовсе безнадёжным. После смерти последнего из королевского рода чары, скреплявшие силы шести стихий в Радужном Венце, исчезли – и чудовищной мощи взрыв поглотил и имперских карателей, и продолжающую сопротивление Красную Башню, расположенную в городе, и сам город с десятками тысяч жителей. Из магов огня выжил лишь архимаг Зарр, который во время взрыва был далеко от столицы. Через несколько дней «Золотое Солнце» взяло штурмом Синюю Башню, глава которой, Виллин, с несколькими учениками чудом сумел прорваться сквозь кольцо осады и бежать. Армии Тарнина больше не существовало.
Теперь на пути империи к полному покорению королевства магов стояла лишь Чёрная Башня. Все силы Ромелии начали стягиваться туда, но и Зарр с Виллином тоже отправились в твердыню моей гильдии, как и все выжившие в войне некроманты и маги других орденов. К началу осады Чёрная Башня стала практически неприступна. Три архимага в одном месте – это воистину грозная сила. На вражескую армию с небес падали раскалённые каменные глыбы и сыпались ледяные иглы, кровь вскипала в венах солдат, сама земля расступалась и заглатывала неосторожных. Мёртвые, не успев упасть, обретали новую жизнь и вцеплялись в горло бывшим соратникам. По моему приказу были открыты все зверинцы и на вражеское войско хлынула орда монстров всех мастей: оборотни, мантикоры, василиски и сотни тварей, которым и названия нет. На ромелийских солдат обрушились все виды нежити, какие только могли быть созданы некромантами – вампиры, зомби, призраки, умертвия… Чёрная Сотня, мои личные телохранители – мумии древних героев, закованные в мною же зачарованные доспехи и вооружённые клинками, убивающими малейшим прикосновением, косили солдат как траву. По армии Ромелии метался мой взгляд, оставляя за собой полосы мёртвой земли, усеянной прахом… День превратился в ночь, и небеса изливались на землю огненным дождём. Казалось, мы сможем отбиться. Но – нет.
Золотые рыцари упорно пробивались к башне – и по их доспехам бессильно стекали огненные капли, скользили клыки, когти и клинки, даже мой взгляд был бессилен. Там, где шли воины Золотого Солнца, эффективность магии резко уменьшалась, чем и пользовались вражеские солдаты, волна за волной идя на штурм под прикрытием золотых всадников. Не то чтобы они так жаждали нападать на извергающую тучи заклятий и орды монстров чёрную твердыню, но за спиной намекающе стояли палаческие повозки инквизиторов. И впереди, и позади – смерть, вот только в лапах у инквизиторов надежды на выживание нет совсем. А золотые рыцари всё пробивались к башне, оставляя за собой настоящую просеку в рядах наших воинов. В одну из амбразур залетела золотистая стрела и, легко пройдя сквозь всё щиты Виллина, поразила того в горло. Синий архимаг даже не успел ничего понять. Зарр же, увидев гибель старого друга, сошёл с ума от ярости и горя. Созданное им плетение вызвало мощнейший огненный смерч, который сжёг разом около пяти тысяч вражеских солдат и даже сотню солнечных рыцарей. Золотые доспехи выдержали страшный удар обезумевшего архимага, но всё, что было внутри, превратилось в пепел. Но Зарр вложил слишком много сил в своё заклятие. Сердце старика не выдержало такого напряжения и он замертво рухнул на пол. Так я остался последним архимагом. Исход битвы был уже предрешён: несмотря на чудовищные потери, ромелийцы смогли ворваться в башню. Внутри же началась резня. Золотые рыцари столкнулись с Чёрной Сотней, впервые за войну встретив равного противника. Но святош было гораздо больше, и моих телохранителей просто задавили числом, хотя и не без потерь. Мы с магистрами и лучшими из мастеров организовали последний рубеж обороны в зале для ритуалов, откуда можно было наблюдать за всем, что творится в башне.
Я видел, как забаррикадировавшийся со своим учениками в библиотеке Мстислав Чёрный Ветер сгорел, до последнего пытаясь защитить драгоценные рукописи. Я видел, как безобидного Мороя Старца зарубили солдаты, а тот и сопротивляться-то не мог – старик был исключительно теоретиком, одним из лучших учёных известного мира. А потом пришёл и наш черёд. Золотые рыцари ворвались в ритуальный зал. Меня избрал целью их лидер, глава Ордена. В вихре схватки я ещё успел заметить, как падает на чёрно-белый мрамор пола зарубленная Мирзаи, как её муж Браноил удесятирившейся от горя силой превращает троих рыцарей в лужи разложившейся плоти – и сам падает с отрубленной головой. А после я пропустил удар главы Ордена и его клинок, с лёгкостью рассекая все мои магические щиты, разрубил мне грудь от правой ключицы до живота. Но он не успел порадоваться победе – я сумел сплести «Исторжение души», вложив в него все оставшиеся силы, и лидер золотых рыцарей замертво рухнул рядом со мной. Уже угасающим сознанием я понял, что мы проиграли окончательно и Тарнину пришёл конец. И мысли о том, что терять теперь нечего, вызвали в памяти почитавшееся запретным знание. Знание, из-за своей опасности доступное только архимагам и высшим магистрам Чёрной гильдии.
Существовал ритуал, позволяющий обмануть смерть. Он состоял из трёх этапов: первый – преображение тела. На нём от мага практически не требовалось вложения сил, нужно было лишь суметь создать сложнейшее плетение, которое начинало постепенно преобразовывать тело волшебника в тело нежити. Если ошибиться в плетении – мгновенная смерть. Второй этап – преображение души. Маг, становящийся нежитью, должен был до окончания преображения создать филактерию, сосуд для своей души, своеобразный «якорь», который удержит её в мире и позволит управлять мёртвым телом. Времени на это отводилось от 10 до 15 лет, в зависимости от того, с какой скоростью пойдёт процесс преображения. Здесь уже требовались и огромная сила, и плетение невероятной сложности. И третий этап – финальное преображение. Душа должна была отделиться от тела, но не уйти в загробный мир, а оказаться пойманной филактерией и вновь перейти в мёртвую оболочку, дав волшебнику контроль над ней. Таким образом можно было стать личем, неуничтожимым магом-нежитью, легендарным существом…
Вот только была одна загвоздка - за 15 веков существования Чёрной гильдии этот ритуал не был закончен ни разу. Первый этап кое у кого получался, единицы одолевали и вторую ступень, но закончить не получилось ни у кого. Плата за ошибку на любом шаге – смерть. Причём смерть окончательная, полностью исключающая для души возможность перерождения. Но мне было уже нечего терять, и я представил перед глазами узор заклинания. С удивительной лёгкостью реальность отозвалась, и через секунду первый этап был завершён. Завершён успешно. Смерть от раны мне больше не грозила, но из-за истощения я просто потерял сознание. Очнулся на следующий день там же, в ритуальном зале – очевидно, победители сочли меня мёртвым и оставили среди остальных трупов. В принципе, не так уж они и ошиблись.
Ромелийцы даже не стали грабить башню, поспешили как можно скорее убраться от неё – слишком страшной ценой далась им победа. Всего в Тарнин вступило 210 тысяч ромелийских солдат, погибло в войне 130 тысяч, причём 95 тысяч - как раз в бою у Чёрной Башни. Из тысячи Золотых Рыцарей в войне погибли 412, из которых 374 приходится на потери у Чёрной Башни. Не зря святоши объявили твердыню моего погибшего ордена проклятым местом… Выбравшись из Башни, я пошёл куда глаза глядят. Десять лет я скитался по миру, прячась от ищеек инквизиции и строя план мести. Мести и… впрочем, пока неважно. Сейчас этот план начал осуществляться.
До самого места посадки ни драколич, ни Тарион больше не проронили ни слова. Поднимая тучи пыли, чёрный дракон тяжеловесно пробежал по земле, гася инерцию своего многотонного тела. Остановившись, он вопросительно повернул голову к некроманту. Тарион молча кивнул и стал быстро спускаться с дракона, цепляясь за костяные выросты-ступеньки.
Оказавшись на земле, чёрный маг огляделся. Драколич приземлился в обширных степях, по которым когда-то проходила граница между Тарнином и Ромелией. Именно в этих степях армии двух государств сошлись в первых, самых кровопролитных сражениях. Неизвестно, почему почва и растительность имели здесь пепельно-серый цвет. Маги и учёные лишь разводили руками, а простой люд, не мудрствуя лукаво, назвал эти территории Серыми Пустошами и на том благополучно забыл про них, как про абсолютно бесполезные. Среди безрадостных степей то тут, то там встречались уродливые проплешины – вытоптанные сотнями лошадиных подков и тяжёлых сапог, выжженные огнём тарнинских красных магов и имперских инквизиторов, усеянные костями и оружием погибших воинов. В той войне пали сотни тысяч с обеих сторон, и заниматься их достойным погребением никто не стал. Победившим хватало забот и без того, а проигравшие просто перестали существовать. Во всяком случае, так думали победители.
Места таких забытых сражений заслуженно пользовались дурной славой – оставшиеся непогребёнными тела погибших сами по себе гарантировали неприятности округе, да и во многих полках Тарнина были свои штатные некроманты, чья гибель на поле боя и сопутствующие ей выплески бесконтрольной тёмной магии играли свою роль в репутации этих гиблых мест. Самые отчаянные мародёры, решившие поживиться за счёт мертвецов и вернувшиеся обратно, рассказывали истории о странных фигурах, порой заметных среди мёртвых тел, потусторонних голосах и звуках боя, слышимых в полях, о мертвенных огнях, иногда вспыхивающих в темноте над этими жуткими кладбищами непогребённых… Другие же, не столь везучие, уже не возвращались. Сейчас Тарион видел перед собой место одной из самых страшных битв той войны. Здесь погибло около 40 тысяч тарнинских солдат, попавших в искусную ловушку имперских тактиков. Некромант до сих пор ощущал над местом сражения следы эманаций боли и смерти тысяч расстающихся с плотью душ.
И среди оставшихся непогребёнными тел воинов Тарнина сейчас медленно бродили очень высокие и болезненно-худые силуэты. Упыри. Не один, не десять и даже не сотня – пять тысяч неупокоенных пришли на это кладбище, повинуясь могучей воле некроманта, заложившего строгий маршрут в куцые умишки упырей-прародителей, сейчас уже переродившихся в могучих альгулей и ведущих за собой остальную орду нежити. Упыри по большому счёту не отличались ни особой силой и скоростью, ни способностями к магии, ни умом – да, могли на равных выйти в одиночку против трёх-четырёх обученных латников, но не более. Однако эти твари считались крайне опасными из-за одного любопытного свойства: упыри – падальщики, и особенно они любят уже основательно попорченные временем трупы разумных. А из каждого тела, обглоданного упырём, через короткое время получается новый упырь.
После крупных войн, эпидемий или катастроф, сопровождаемых многочисленными жертвами, для гулей, как ещё называют этих падальщиков, начинается настоящее пиршество. Количество тварей растёт с огромной скоростью и они из просто неприятного противника превращаются в настоящее бедствие. Один упырь – опасный, но вполне победимый противник. А вот несколько тысяч являются страшной угрозой для целых государств. В истории были прецеденты, когда ордами расплодившихся гулей разорялись страны и уничтожались империи.
Эти твари опасны ещё и тем, что наиболее старые из них со временем превращаются в альгулей, становясь гораздо умнее и сильнее физически, приобретая некоторые магические способности, а самое главное – получая непререкаемый авторитет среди простых упырей, которые следуют за альгулями беспрекословно. Так беспорядочная толпа монстров превращается в примитивную, но армию. Но Тариона в первую очередь интересовала именно способность упырей к саморазмножению. Боевые качества сыграли свою роль, орду монстров сочли серьёзной угрозой и отправили против них орден Золотого Солнца. Против золотых рыцарей ни пять, ни пятьдесят тысяч упырей ничего не смогли бы сделать. Но от них этого и не требовалось. Чёрный маг довольно усмехнулся, отчего бледное лицо стало похожим на скалящийся череп, и закрыл глаза. Перед его магическим взором уже сплетались нити заклинания невероятной сложности, принципы которого Тарион открыл за десять лет скитаний и исследований, нацеленных лишь на одну цель – вывести из игры Золотой Орден. Некромант прекрасно понимал, что в открытом бою он не сможет совладать с солнечными рыцарями, и поэтому подготовил ловушку, в которую те не смогут не попасть.
Чёрный маг полностью сосредоточился на сплетании миллионов нитей новой реальности в сложный узор, который невесомой пеленой падал на поле давней битвы. Упыри ничего не заметили, а вот драколич заволновался, видя собственным магическим зрением сверхсложное заклинание своего хозяина. Чёрный дракон очень хотел хоть чем-нибудь помочь некроманту, с трудом справляющемуся с удивительным плетением, но и представить себе не мог, что он может сделать. А между тем узор становился всё чётче, превращаясь в подобие охватывающей всё кладбище непогребённых многоуровневой снежинки с девятью лучами и сложной ячеистой структурой. В реальности он был абсолютно невидим, плетение сверкало жемчужными огнями связей лишь в магическом зрении. «Снежинка» стала совершенно чёткой, буквально осязаемой… и тут жемчужные нити внезапно налились чёрнотой. Драколич дёрнулся, но тут же заметил, что на лице мага змеится довольная улыбка. Тарион обессиленно сгробился и медленно пошёл к дракону, не переставая улыбаться. И только тут драколич понял – вся сила мага ушла на создание плетения, но он ни капли энергии не влил в узор, не закрасил даже частичку полотна. Однако оно не рушилось, лишь медленно теряло чёткость, становилось размытым… но не исчезало, а словно бы пряталось, ожидая удобного момента. Уже через несколько минут о свершённом только что грандиозном колдовстве напоминали лишь блеклые отголоски магической ауры, которые скорее могли бы принадлежать очень старому некромантическому заклинанию, распавшемуся много лет назад.
Мыслеобраз чёрного дракона пылал удивлением и любопытством, но Тарион лишь рассмеялся в ответ. «Скоро ты всё поймёшь. Я так долго готовил этот трюк, что не хочу раскрывать секрет раньше времени. Через два дня Золотое Солнце доберётся сюда и попадёт в расставленную мной ловушку. Пока же я должен поспать – слишком много сил истратил. На всякий случай пригляди тут за упырями – они должны оставаться на поле битвы. Плетение для управления их вожаками я тебе уже передал. Разбудишь меня, когда почувствуешь рыцарей.» Сообщив драколичу всё это по мыслесвязи, Тарион забрался в костяное кресло, превратил его в кокон и спокойно заснул, оставив чёрного дракона маяться от скуки и любопытства. Некромант проспал почти два дня, восстанавливая полностью истощённые силы, и проснулся лишь от настойчивого мысленного зова драколича: «Едут!» Магические чувства чёрного дракона сумели засечь скопление «бёлых пятен» - именно так воспринимались для него золотые рыцари – когда те ещё и на горизонте не показались. Тарион вскочил из открывшегося кресла, зло оскалился и прошипел:
- Начинается самое интересное… Взлетай на такую высоту, чтобы с земли тебя было не видно. Быстрее!
Драколич послушно разбежался, хлопая крыльями и нагнетая под них магические вихри. Огромный монстр неожиданно изящно для своих размеров оторвался от земли и по спирали начал подниматься в голубые небеса. Степи стремительно уходили вниз, превращаясь в ровное серое море колышущейся под слабым ветерком травы. Поле боя, выделяющееся чёрной проплешиной, с такой высоты казалось не больше монеты. Драколич завис в воздухе, не шевеля крыльями – ему было достаточно врождённой магической силы, чтобы не падать. Некромант свесился с бока дракона, крепко держась за шипы. Глаза Тариона вспыхнули ярким зелёным свечением и земля скачком приблизилась, предоставляя ему отличный обзор.
Чёрный маг видел, как неспешной рысью скачут по серым степям золотые всадники, слышал даже самое тихое слово, сказанное ими. Вот рыцари остановились, не доехав до чёрной проплешины примерно километр. Один из всадников, закованный не в золотистую, а в обычную стальную броню, прикрытую белым плащом, выехал вперёд. Сделав несколько странных пассов, он повернулся к терпеливо ждущим солнечным рыцарям и хрипло сказал:
- Как мы и подозревали – только старый магический фон. Кто-то творил здесь мерзкую волшбу, но это было уже очень давно. Все упыри сейчас бродят по полю боя, пожирая останки воинов проклятого Спасителем Тарнина. Воистину кара за грехи их жизней бессрочна и неумолима… Вперёд, братья! Во славу Спасителя и Гласа Его!
А в небесах Тарион смеялся, слыша эту тираду. Мертвенный хохот разрывал благостную тишину полуденного неба, и даже свободные воздушные духи в страхе огибали пространство над полем давней битвы. Потому что в оглашающем его смехе звучал голос Смерти.
Тарион смеялся, глядя, как золотые рыцари выстроились в идеальный клин, шагом подошли почти к самому краю поля боя и пустили лошадей в галоп. Он смеялся, видя, как золотистые копья пробивают упырей насквозь, клинки разрубают худощавые тела неупокоенных, копыта коней с мерзким чавканьем вминают монстров в спёкшуюся землю. А те даже особого сопротивления не оказывают – строгий приказ чёрного мага, вложенный в головы альгулей, заставил всю немёртвую орду бестолково сгрудиться в центре поля и не позволял покинуть пределы очерченной невидимой «снежинкой» территории. Впрочем, в одном месте упыри всё же провели контратаку – и смеялся Тарион, видя, как десяток монстров набросились на инквизитора в белом плаще и разорвали его на куски, не обращая внимания на отчаянное сопротивление. Некромант смеялся. А над телами окончательно упокоенных гулей поднимались видимые лишь магическому зрению чёрные дымки. И, чем больше упырей расставались со своим подобием жизни, чем больше поднималось над полем боя столбов призрачного дыма - тем ярче разгоралось чёрное, как межзвёздная темнота, пламя исполинской «снежинки», вновь соткавшейся вокруг поля боя. Солнечные рыцари увлечённо рубили вяло сопротивляющихся упырей, не замечая, как над проплешиной вьётся туманная дымка, становящаяся всё гуще с каждым погибшим монстром. А видимая магическому зрению «снежинка» уже окончательно сформировала чёрную стену вокруг поля боя и сражающихся на нём всадников. Упыри продолжали погибать, новые чёрные дымки вливались в непроглядный мрак удивительного заклинания Тариона, и над полем начали проявляться сотни ячеек, сотканных из чёрного пламени. А в реальности языки тумана начали подниматься всё выше и выше, образуя купол над солнечными рыцарями и их противниками.
Окажись здесь посторонний волшебник или инквизитор, он бы схватился за голову – над выжженной проплешиной пульсировала такая сила, какой не сможет управлять ни самый сильный маг, ни даже десяток архимагов. Но единственный инквизитор был разорван упырями, а из колдунов здесь был лишь Тарион, и он-то знал, что на самом деле происходит. Ведь именно он в отчаянных поисках оружия, способного сразить орден Золотого Солнца, решился на смелый эксперимент. Все фундаментальные труды по магическому искусству в один голос утверждали: маг при сотворении заклинания должен выполнить два действия – соткать узор нитей новой реальности и наполнить его энергией, чтобы заклинание вступило в силу. Все об этом знали, но почему-то никому не пришёл в голову вопрос: а почему эти действия должны выполняться сразу с начала и до конца? Почему нельзя, создав узор, не сразу наполнять его Силой до краёв, а закрепить и потом уже вливать энергию по капле? Тарион решил попробовать новый способ – и у него получилось. Да, силы, которую он мог пропустить сквозь себя, не хватило бы для уничтожения ордена. Но теперь это было уже неважно. Создав стационарный узор и постепенно наполнив его энергией, некромант мог сотворить заклинание любой сложности. Оставались две проблемы: как заманить врага к сотворённому узору-ловушке и где взять столько силы? Если бы Тарион напитывал плетение исключительно собственной энергией, то на это ушли бы годы.
Чёрный маг решил обе эти проблемы с помощью упырей. Для его нужд требовалось не менее четырёх тысяч этих монстров. Создать такое количество гулей было абсолютно невозможным даже для чёрного архимага, но ему вполне хватило сотворённых на пределе сил трёх сотен упырей. Да, после такого заклинания обессиленный некромант отлёживался неделю, но процесс уже пошёл. Повинуясь строгим приказам Тариона, гули двинулись на запад от границы бывшего Тарнина, следуя к чётко определённой цели и попутно превращая в новых упырей всё больше непогребённых мертвецов. Как уже говорилось, к полю боя прибыло почти пять тысяч монстров – более, чем достаточно. Такую угрозу Священная империя проигнорировать не могла, вполне предсказуемо отправив разобраться с ней орден. Все детали головоломки сошлись в одном месте. И теперь, погибая под клинками золотых рыцарей, гули испускали из себя магическую энергию Тьмы, которая и двигала их мёртвые тела, давала им силы, разум и подобие души. Эта энергия жадно впитывалась плетением Тариона, понемногу заполняя его и приближая момент активации заклинания. И когда пал последний упырь, над головами упоённых очередной победой золотых рыцарей сомкнулся купол мглы. В магическом зрении чёрная «снежинка» засияла всеми оттенками Тьмы, переплетающиеся в сложнейшие узоры нити завибрировали и в заплясали в странном танце. Всё быстрее, быстрее… Вот уже не паутина, но чёрный смерч крутился внутри «снежинки», понемногу сжимаясь в точку абсолютной темноты, похожую на провал в Ничто. Тарион поспешно перешёл с магического зрения на обычное, но успел увидеть, как эта точка взрывается тысячами чёрных молний. А в реальности скрывший поле боя туманный купол завибрировал, на мгновение вспыхнул багровым и начал оседать. Серые струи тумана смешивались с серой травой, создавая впечатление абсолютной нереальности происходящего.
Повинуясь мысленному приказу Тариона, драколич спикировал вниз и тяжело приземлился, пропахав при торможении глубокую борозду. Некромант, напряжённо выпрямившись в своём костяном кресле, вглядывался в медленно рассеивающееся облако мглы. Вот среди языков тумана показались неясные фигуры. Через несколько секунд они стали различимы и Тарион торжествующе рассмеялся. Несомненно, всадники, медленно выезжающие из тумана, были рыцарями ордена Золотого Солнца. Вот только их прекрасная броня, как и прочее снаряжение, из золотистой стала угольно-чёрной, а в смотровых прорезях шлемов и глазницах коней пылали алые огни.
Маг спрыгнул с драколича, у самой земли поддержав себя левитацией, и медленно пошёл к приближающимся всадникам. Те остановились в нескольких шагах от некроманта, замерев в пугающей неподвижности – ни один рыцарь не шелохнётся в седле, ни один конь не переступит с ноги на ногу, не брякнет ни одна деталь доспехов… Тарион окинул взглядом идеально ровные ряды всадников и громко произнёс:
- Приветствую вас, орден Затменного Солнца!
Несколько секунд чёрные рыцари не шевелились, а потом одновременно, как один человек, спрыгнули с коней и преклонили колени перед некромантом. Воздух над Серыми Пустошами в ужасе содрогнулся от торжествующего смеха Тариона.
Гай был зол. Такое состояние уже становилось для него привычным – и тому были причины. Вместо того, чтобы сразу по прибытии в Ромел предстать перед Первосвященником, паладин был вынужден почти неделю терпеть бюрократическую волокиту, связанную с неудачным преследованием загадочного некроманта. Это были стандартные процедуры, уклониться от которых не мог ни один из инквизиторов вне зависимости от ранга. Стоя перед очередным чиновником – типичной канцелярской крысой, пыжащейся от осознания собственной важности и незаменимости, Гай мог лишь скрипеть зубами. «Тебя бы в мёртвую деревню – поглядеть на труп зажравшегося священника. Все вы, чинуши, ничуть не лучше того толстяка! Побегали бы вы по погостам и буреломам, преследуя богопротивных тварей – может, по-другому бы запели. Но для вас весь мир сошёлся на замшелых инструкциях и предписаниях». Паладин всей душой ненавидел инквизиторскую бюрократию и поэтому обычно подолгу пропадал в дальних провинциях, где мог с чистой совестью уничтожать монстров и еретиков во славу Спасителя, не обращая внимания на интриги церковной верхушки.
Сейчас же он шагал под палящим солнцем по главной площади Ромела – вымощенной белым камнем Площади Десяти Соборов. Название своё она получила не случайно, ведь именно на неё выходили фасады десяти главных храмов Священной империи. Девять – по именам апостолов и один, главнейший – самого Спасителя Воплощённого. Именно в последний, служивший в том числе резиденцией Первосвященника, и направлялся паладин. Уже подходя к величественным, изукрашенным золотом и расписанным барельефами Спасителя с учениками вратам, Гай услышал, как во всех девяти апостольских церквях зазвонили колокола. Полдень, время молитвы. Не зря на площади так пустынно – всё население великого города сейчас либо в соборах, либо в домашних молельнях. Но знакомые с раннего детства слова «Спаситель, помилуй рабов Твоих, дай сил пастырям их и верным слугам Твоим» не принесли облегчения душе паладина, напротив – вызвали странные злость и раздражение. Инквизитор снял шлем и примостил его на сгибе руки. Мокрые от пота светлые волосы – Тьма бы побрала эту парадную броню! – на мгновение скрыли правильные и резкие черты лица тридцатилетнего рыцаря. Раздражённо мотнув головой, Гай толкнул неприметную дверь сбоку от прекрасных врат Собора Спасителя и решительным шагом вошёл внутрь.
Его взору открылся огромный зал, освещаемый разноцветными лучами солнца, пробивающимися сквозь мозаичные витражи. Искусно украшенные золотом колонны из белого мрамора, великолепные фрески со сценами из жития Спасителя, золотое распятие в натуральную величину, высокий расписной потолок – всё это создавало удивительное впечатление величия. Вошедший неизбежно чувствовал собственную ничтожность в этом подлинном Доме Спасителя, резиденции Его полномочного наместника на земле. Даже Гай, не раз уже бывавший здесь, испытал невольную робость. Из-за этого он не сразу заметил среди сверкающего великолепия белую мантию Первосвященника. Раздавшийся мягкий голос заставил паладина нервно вздрогнуть:
- Сын мой, я рад, что ты нашёл время, чтобы посетить меня! Нам о многом надо поговорить. Прошу тебя, подойди.
Гай послушно подошёл, неуверенно придерживая висящий на бедре меч, и низко поклонился. Среди окружающей роскоши паладин, даже несмотря на парадные доспехи, казался себе пятном серости. Первосвященник поманил инквизитора властным жестом и медленно двинулся в обход огромного зала. Паладину не оставалось ничего другого, кроме как приноровиться к неспешному шагу Гласа Спасителя и следовать рядом с ним. Минуту они шли молча, а потом Первосвященник обратился к Гаю:
- Сын мой, я чувствую – грядут великие испытания. Уже несколько дней нет связи с инквизитором Полонием, отправившимся вместе с орденом Золотого Солнца на восток. В последнем письме от него, которое принёс дух света, говорилось, что они нашли орду упырей и готовятся к битве. Потом – ничего. Нет никаких вестей и от наших осведомителей в тех краях – словно и рыцари, и монстры бесследно растворились. Но вскоре после получения последнего письма Полония я почувствовал отголоски чёрного заклинания, сотворённого где-то в тех краях. Заклинания такой мощи, что я просто не знаю, с чем его можно сравнить – даже во время войны с еретическим Тарнином богомерзкие маги не творили ничего подобного. Боюсь, что золотых рыцарей больше нет.
Внимательно слушающий Преподобного Гай споткнулся от удивления и едва удержал равновесие. Золотой Орден, сильнейшие воины во всём известном мире, искренне почитающиеся непобедимыми – уничтожен?! Первосвященник между тем остановился у одного из витражей, изображающих Спасителя, стоящего у врат Рая. Строгие глаза на прекрасном лице словно вопрошали: «Достоин ли ты войти в райские сады? Что ты сделал в жизни, чтобы заслужить это?» Из-за стен Собора доносилось пение молитвенного хора, чистыми детскими голосами выводящего:
Великий и благой Господь,
Пастырь наш, спасающий от мук.
Успокой и смири нашу плоть,
Помилуй души твоих верных слуг…
И вновь с детства знакомые наизусть слова вызвали у Гая лишь раздражение. Паладин сам не понимал, что с ним творится в последнее время. А Преподобный, глядя на витраж, продолжил свою речь:
- Все эти странности говорят об одном – на Золотой Орден больше нельзя рассчитывать. Надвигается какая-то страшная беда, и солнечные рыцари уже не смогут заслонить от неё империю. Инквизиции придётся справляться самой. Ты должен знать, что я являюсь главой всей церкви и Сынов Спасителя в том числе. Но я уже стар, моя жизнь подходит к концу. Ты, наверное, уже не раз задавался вопросом – зачем мне понадобилась эта беседа? Так вот, сын мой Гай – я бы хотел видеть следующим Первосвященником именно тебя.
Ошарашенный Гай успел порадоваться, что Его Святейшество смотрит на витраж, а не на него – иначе, наверное, посмеялся бы над отвисшей челюстью «железного паладина», как его прозвали соратники. А Глас Спасителя между тем продолжал:
- Не стоит удивляться моему решению. Ты – лучший из всех паладинов, никто из них не может сравниться с тобой ни в фехтовании, ни, что гораздо важнее, в стратегическом и тактическом мышлении. Твёрдый в вере, неподкупный… да, ты почти идеал Сына Спасителя. Но именно «почти». Я имею в виду твою совершенно непонятную жалость и снисходительность к тем, кого ты считаешь «невинными».
- Владыка, я не… - попытался возразить Гай, но Глас Спасителя властным взмахом руки оборвал его. Первосвященник обернулся к паладину, и его глаза намертво приковали к себе взгляд Гая. Не было в них ни смирения, ни милосердного всепрощения – сила, жестокость и абсолютная уверенность в своей правоте светились в серых глазах главы светлой церкви. Не терпящим возражения тоном Первосвященник продолжил:
- Перед тем, как занять моё место, ты должен понять: люди слепы, слабы и греховны. Греховны с самого рождения. Только мы, доверенные слуги Спасителя, видим правильную дорогу. Воля Господа – это наша воля, и она должна быть законом для всех остальных людей. Дурную траву надо вырывать с корнем, и нет смысла жалеть кого-либо из этих овец. Пастух не должен задумываться о том, что чувствует его стадо. Наша цель священна и оправдывает любые средства. Если кто-то осуждён – то он не может быть невиновен. Каждый в чём-то да виноват. Поэтому не жалей никого – Спаситель выберет своих и пустит в Рай, а остальные пусть горят в аду. Владыка народов просто не имеет права на жалость. Иди и подумай над моими словами. Надвигается великая беда, и, надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.
Первосвященник отвернулся от Гая, давая понять, что разговор окончен. Паладин несколько секунд постоял, а потом побрёл к выходу. Сказанное Первосвященником слишком сильно расходилось с привычным инквизитору взглядом на место Церкви в жизни людей, со всем, что ему внушали с самого рождения. Вроде бы почти то же – ан нет, сказанное прямо, кратко и без прикрас, оно обретало совсем другой смысл.
Глас Спасителя долго смотрел в спину уходящему Гаю. «Парень хорош. Жаль, всё ещё верит в эти детские сказки о чести и милосердии. Надеюсь, он поймёт – интересы Церкви выше всего остального. Тогда он сможет стать величайшим Первосвященником за всю историю. А если нет… что ж, незаменимых не существует, и этот паладин – не исключение.» Преподобный отец, которого когда-то звали Владимиром, предпочитал проверять своих людей жёстко, на грани шока. Выдержит – займёт своё место в планах старого жреца. Сломается – будет ликвидирован.
А Гая, выходящего из Собора на залитую солнцем площадь, словно ударили – так поразила его пришедшая в голову мысль: «Если кто-то осуждён – то он не может быть невиновен… А как же сам Спаситель?»
Безмятежную тишину голубого неба разрывали громкие хлопки крыльев, звучащие словно удары грома. То медленно, но неотвратимо летел на запад чёрный дракон с некромантом на спине. А по зелёной траве восточных ромелийских лугов, словно в погоне за огромной тенью драколича, скакали ровным строем чёрные всадники. Кони рыцарей Затменного Солнца не знали усталости и не ведали преград. Когда зловещая кавалькада пересекала маленький городок, чёрные всадники не огибали дома, но скакали прямо сквозь них, легко проламывая толстые бревенчатые стены. Люди в панике разбегались, но мрачные рыцари их не трогали – безоружные не были врагами для неупокоенных. Вынужденный подстраиваться под скорость всадников, драколич отчаянно скучал. На счастье чёрного дракона, проснулся наконец восстановивший силы Тарион, с которым всегда было о чём поговорить.
- Повелитель, всё же объясните мне – зачем вы потратили столько сил на перерождение этих воинов, вместо того чтобы просто убить их?
- Я ведь уже рассказывал тебе о свойствах их брони и оружия…
- Но ведь Вы сказали, что сила их снаряжения зависит от силы их веры и чистоты душ! Как это поможет сейчас, когда они мертвы? Души-то у них нет.
- А вот тут ты ошибаешься! – Мыслеобраз Тариона буквально лучился от удовольствия мага. – Душа у них как раз сохранилась, не зря же я столько сил вложил в это плетение. Они просто… поменяли цвет, скажем так. Это и на их броне отразилось. И вера их теперь монолитна и непоколебима, чего не может быть даже у самого праведного человека. Вера в меня, их владыку и лидера. И души их кристально чисты – пройдя преображение, они очистились от всего наносного, оставив лишь возведённую в абсолют верность долгу и честь. Поэтому сейчас их броня крепка и клинки смертоносны как никогда раньше. Добавь к этому сверхчеловеческую силу, неуязвимость для обычного оружия и неустрашимость. Тебе не кажется, что такие воины стоят приложенных усилий? Кстати… совсем забыл – ты, как и любое имеющее душу разумное существо, должен получить имя. Может быть, сам что-нибудь выберешь?
Задумавшийся дракон несколько минут летел молча. А потом неуверенно «сказал» некроманту:
- Почему-то на ум настойчиво приходит одно-единственное слово, смысла которого я не могу понять… Но чувствую, что меня должны звать именно так. Фобос!
Ответный мыслеобраз Тариона был окрашен удивлением:
- Фобос? «Страх»… Подходящее имя для драколича, но откуда ты его знаешь? Впрочем, что я спрашиваю – Тьма едина для всех миров, и именно от неё ты получил часть своих знаний. Так вот, это слово – не из нашего мира. Незадолго до вероломного нападения Ромелии на Тарнин двое талантливых молодых магистров, Иар Видящий Бездну из моей гильдии и Сергей Белый Сад из Белой башни, выдвинули смелую теорию. То, что миров множество, маги знают уже давно, но только эти двое, по их словам, смогли найти способ попасть из одного мира в другой. Многие подняли их на смех, но и я, и Виктор обратили на них самое пристальное внимание. Если отбросить стереотипы, то слова магистров казались вполне разумным. Мы решили посмотреть, что получится, и дали этим энтузиастам разрешение на дальнейшие исследования, подкреплённое доступом к спецхранилищам наших гильдий. Иар и Сергей подобрали себе помощников из числа магов-добровольцев, причём вызвались многие, и не только из Чёрной и Белой башен. Работа закипела. Удивительно быстро они добились первых результатов, сумев открыть нестабильный и кратковременный, но работающий портал в странный мир, который его аборигены называли «Земля». Магистры долго исследовали этот мир – и с помощью всей доступной магии, и просто осматривали его через портал. Это действительно очень странное и довольно страшное место. Там практически нет магии, но зато в техническом развитии аборигены Земли – кстати, абсолютно такие же люди, как и мы – опередили нас на много столетий. В их небесах летают стальные птицы размером с тебя, в которых нет ни грана магии, но тем не менее они не падают и переносят сотни людей с места на место. Земляне называют такие машины «самолётами». Города у них – нечто невероятное, даже Ромел и Триилин не могут с ними сравниться по масштабам. Правда, их архитекторы явно не отличаются изысканным вкусом – большинство домов представляют собой не что иное, как безликие каменные коробки на десятки этажей. А уж их войны – это вообще нечто непредставимое. По сравнению с ними нападение Ромелии на Тарнин – детская драка в песочнице. Недавно отгремевшая на Земле «Вторая Мировая война» унесла миллионы жизней. Ты можешь себе это представить? Та страна, в которую смогли настроить портал Иар и Сергей, даже спустя полвека не смогла оправиться от последствий этой страшной войны. А ведь эта «Россия» считалась в то время одним из сильнейших государств Земли. Иар мне показывал некоторые картины, которые они смогли извлечь из информационного поля того мира – и мне стало действительно страшно. Чудовищные огненные грибы, превращающие огромные города в поля горелых костей и покорёженных камней, «артиллерийские обстрелы», взрывающие землю на много метров вглубь, миллионы солдат, убивающие друг друга ради непонятных большинству из них высших интересов… Эти люди смогли создать машины, разрушительная мощь которых может сравниться со способностями лучших боевых магов. И что самое страшное – пустить это оружие в ход может любой человек, не обладающий никакими особыми способностями! Жуткий мир… и в то же время – прекрасный. Слово, которым ты решил назвать себя, происходит именно оттуда и принадлежит к одному из «мёртвых» языков – латыни. У них вообще очень много разных наречий, что вносит серёзные проблемы во взаимопонимание. И в то же время люди там умеют создавать не только орудия убийства, уродливые города и страные машины. Иар дал мне послушать песни разных народов Земли – и я не смог остаться равнодушен. Особенно зацепили за душу те, что были написаны именно в России.
- Повелитель, а что случилось с этими магами? С Иаром, Сергеем и их помощниками?
Тарион помолчал, прежде чем ответить. Когда он вновь заговорил, мыслеобраз был окрашен печалью:
- Я не знаю. Во время войны с Ромелией они оказались отделены от Чёрной башни главным фронтом наступления врага, и северо-западную часть Тарнина, где располагалась их лаборатория, храмовники захватили всего через несколько дней после начала вторжения. После того, как Чёрная башня пала, я навестил лабораторию – там было всё разграблено, но следов, остающихся после гибели магов класса Иара и Сергея, я не обнаружил. Очень надеюсь, что они всё же смогли довести свой портал до ума и уйти – на Землю ли, ещё куда… Это были благороднейшие и умнейшие люди, и мне хочется думать, что они сумели спастись. Хотя бы они…
Несколько часов некромант и получивший имя драколич летели в молчании. Так же молча и размеренно скакали за ними чёрные рыцари. Поля сменились холмами, поросшими травой и редкими деревцами. Диск солнца неспешно катился по безоблачному небосводу. Внезапно Тарион встрепенулся в своём костяном коконе и послал Фобосу мыслеобраз, наполненный радостным предвкушением:
- Видишь, там, у горизонта – палаточный городок? Это Вторая Восточная армия Ромелии. Как я и рассчитывал, они всё ещё здесь.
По последним сведениям, которые приносили некроманту подвластные ему призраки и духи, Первая Восточная, Первая и Вторая Северные армии, а также спешно собранное ополчение выступили к северным границам империи, где ожидается вторжение необычайно сильной низарской орды, оставив сам Ромел практически беззащитным. Вторая Восточная армия должна была присоединиться к ним, но из-за проблем с продовольствием встала лагерем восточнее столицы, ожидая дополнительных обозов. Такой шанс чёрный маг упускать не собирался.
- Снижайся и высади меня на вон том холме. С него как раз прекрасно будет виден весь их лагерь. Потом набирай высоту и жди моего сигнала – я не хочу, чтобы ты случайно попал под удар. Рыцари скоро нас догонят.
Фобос не совсем понял, что задумал некромант, но беспрекословно выполнил приказ. Тарион, неспешно слез со спины дракона по костяной лестнице и окинул насмешливым взглядом вражеский лагерь. А там действительно было на что посмотреть: испуганные видом огромного драколича и приближающихся с востока вадников, легионеры суетились как муравьи, стремясь побыстрее выстроиться в боевые порядки. Внезапно подувший ветер далеко разнёс лязг металла, гудение сигнальных рожков и грубые голоса десятников, орущих на своих подчинённых, раздул полы чёрной мантии Тариона, сорвал с его головы капюшон и растрепал длинные седые волосы мага. Мрачно усмехнувшись, некромант поднял лицо к небу и медленно закрыл стремительно наливающиеся зелёным свечением глаза. Несколько секунд он стоял неподвижно, и лишь мертвенный свет, проникающий сквозь опущенные веки, становился всё ярче. А потом внезапно сияние погасло и маг открыл глаза.
Глазницы Тариона заполняла Тьма – непроглядная, дышащяя холодом последней черты, из-за которой уже нет возврата. Пространство содрогнулось, как от удара, все краски поблекли – словно цвета и сам свет засасывались этими чёрными воронками. Маг перевёл взгляд с неба на подобие строя, которое успели образовать выбегающие из палаток ромелийцы – и под этим жутким взглядом тела людей стали рассыпаться прахом. На землю с приглушённым лязгом и скрежетом падали лишь стремительно покрывающиеся ржавчиной доспехи и голые кости. Сама земля высыхала и трескалась, трава истаивала едва заметной дымкой, всё живое умирало, не выдерживая пристального взгляда самой Смерти. Некромант повёл глазами вправо, влево, оставляя усеянные прахом и костьми глубокие проплешины мёртвой земли в рядах врага. В мгновение ока умирали сотни людей – и это не могло не отозваться в самом маге. На скулах Тариона вздулись желваки, по подбородку стекала струйка крови из прокушенной губы – но некромант держался, переживая последние мгновения обрываемых его волей жизней и продолжая стегать мертвящим взором по врагу.
За несколько секунд тридцать тысяч человек, половина Второй Восточной армии, обратились в прах – и враг дрогнул. Бросая оружие, срывая доспехи, ромелийцы бросились врассыпную, надеясь хотя бы так спаситись от разяшего взгляда. А из глаз некроманта исчезла чернота, они вновь налились зелёным светом. Лицо Тариона расслабилось и он с кривоватой усмешкой стал наблюдать за последним актом разворачивающейся драмы. Из-за холма, на котором стоял некромант, неудержимой лавиной хлынули рыцари Затменного Солнца. Зловещие всадники тут же разделились, легко догоняя убегающих ромелийцев, нанизывая их на копья и срубая головы чёрными клинками. С небес низринулся огромный драколич, наконец дождавшийся возможности применить свои силы в настоящем бою. Извергаемое Фобосом серое пламя превращало ромелийцев в ничто, буквально стирая их из реальности. С когтей дракона срывались вереницы боевых заклинаний, смертоносным ветром проносящиеся по толпе убегающих людей.
А Тарион вдруг вспомнил строки одной из песен того далёкого мира, который называют «Землёй»:
Слеп и жесток
Судьбы вершишь
Путь омывая кровью.
Отныне твой знак -
Знак смерти и зла!
Что сеешь сам
Снова во тьме
Стон, шепот, плач
Лики друзей ушедших.
В зареве войн канул их след,
И нет покоя душам.
В танце смерти гордо реет стяг
Но кто здесь друг, а кто здесь враг?
В сиятельном Ромеле Первосвященник, внимательно прислушивавшийся к словам собравшихся на церковный совет инквизиторов, внезапно выпрямился в своём кресле и напряжённо застыл. А через несколько секунд рассмеялся злым, лающим смехом и несколько раз хлопнул в ладоши. Под недоумёнными взглядами собеседников Глас Спасителя прошептал себе под нос: «Браво! Браво, мой неизвестный враг! Великолепное объявление войны…»
С безымянного поля, ставшего ареной страшной битвы, живым не ушёл ни один солдат Второй Восточной армии империи.
Солнце беззаботно светило с чистого голубого неба, как всегда - безразличное к любым земным делам. А под пылающим диском мрачной кавалькадой скакали чёрные рыцари. За ними беспорядочной ордой медленно, но неутомимо двигались зомби – поднятые солдаты Второй Восточной армии. Почти десять тысяч зомби. А во главе этой жуткой армады летел драколич, несущий на своей спине некроманта Тариона. И, как обычно, Фобос и маг вели оживлённый телепатический разговор:
- Повелитель, зачем Вам нужны эти жалкие зомби? В военном плане толку от них – ноль.
- А я и не собираюсь отправлять их в бой. Эти мертвецы нужны мне лишь в качестве резерва магической энергии, которую я в них вложил и я же смогу при необходимости взять обратно. В случае, если моего обычного резерва будет недостаточно, такая предосторожность может очень сильно помочь. Этот трюк я тоже придумал за годы скитаний…
- Спасибо, я постараюсь запомнить.
Объяснив любознательному дракону очередную магическую премудрость, Тарион погрузился в размышления. Пока всё шло по плану, и это уже начинало тревожить мага – самое время для какой-то особо крупной пакости. Поэтому некромант и перестраховался, взяв с собой такое количество резервной энергии. И именно о дальнейших своих действиях маг размышлял, внося небольшие исправления в продуманный до мелочей план. Наконец, из-за горизонта показались циклопические стены Ромела. «Вот и конец пути. Так или иначе, но всё решится именно здесь, в гнилом сердце империи, где всё и началось.» Усиленное магией зрение позволило Тариону рассмотреть одинокого человека у ворот Ромела. Больше в окрестностях столицы не было ни одной живой души – все люди поспешили скрыться под защитой стен великого города, испуганные паническими известиями о приближающейся армии мертвецов. Что-то насторожило Тариона в этом одиночке. Закрыв глаза и взглянув на него магическим зрением, некромант глухо вскрикнул: от странного человека волнами исходил режущий глаза свет. Это был маг огромной силы, не уступающий самому Тариону. Некромант смог понять ещё одно: сила этого волшебника по своей природе безусловно является инквизиторской.
- Немедленно садись! – мыслеобраз чёрного мага переполняла ярость.
- Но…
- Тот человек у ворот – маг, равный мне по силе. Ты с ним пока не сможешь справиться, а вот я... Это явно Первосвященник, глава проклятой Церкви Спасителя. Именно он стоял за уничтожением Тарнина! Я должен сам убить его – это мой враг, мой бой, я слишком долго ждал!
Драколич не узнавал своего создателя – вся рассудительность мага, всё его хладнокровие испарились, сметённые волной ненависти и гнева. Многолетняя жажда мести и бережно пронесённая через много лет боль от потери всего, что он любил и для чего жил, подточили рассудок великого мага. Увидев ненавистного врага так близко, Тарион потерял контроль над своими действиями.
Недоумевающий драколич не мог ослушаться своего создателя и высадил его на дороге, ведущей в Ромел. Зомби и чёрные рыцари застыли неподалёку, ожидая приказа некроманта. Тарион же быстрым шагом направился к вратам Ромела. Краем глаза он заметил на стенах какое-то подозрительное шевеление, но не придал тому значения – всё его внимание приковала к себе белая фигура Первосвященника. На фоне колоссальных ворот из полированного железа и белокаменных стен великого города Глас Спасителя казался совсем крохотным и незначительным. Впрочем, его это нимало не тревожило – глава Церкви с лёгкой улыбкой наблюдал за приближающимся некромантом и, когда тот оказался на расстоянии сотни шагов, громко произнёс:
- Приветствую, Тарион. Значит, это всё-таки ты. Признаюсь, у нас до последнего момента оставались сомнения. Заставил же ты моих ребят побегать!
Голос чёрного мага напоминал шипение взбешённой змеи:
- Владимир! Проклятый святоша! Ты ответишь за всё – за мою Родину, за мой народ, за моих друзей!
- Кстати о друзьях… Хочешь узнать, как умирал тот Белый… Виктор, кажется? Он вроде был твоим другом…
Багровая пелена ярости заслонила от мага окружающий мир. Из горла некроманта вырвался жуткий вой, которому позавидовал бы любой оборотень. Глаза Тариона мгновенно вспыхнули зелёным пламенем и превратились в две чёрные воронки. Мир вздрогнул, краски поблекли… Но белоснежные одежды Первосвященника вспыхнули ослепительным светом – и всё тут же вернулось на свои места. Некромант ошарашенно потряс головой – из его глаз исчезла темнота. А Владимир ехидно усмехнулся:
- Куда тебе, жалкий еретик, против избранного Спасителем! Гори в священном пламени!
Воздух с рёвом пронзил поток белого огня, чудовищной волной обрушившийся на мага. Но пламя бессильно расплескалось, разорванное в клочья взвихрившимся чёрным смерчем. Недра бешено вращающегося творения некроманта разразились целым шквалом призрачно-серых теней, больше всего напоминающих черепа с дымными хвостами. Сонм призраков с воем ринулся на священника, но тут же сгорел во вспышке яростного света, которая сожгла и чёрный вихрь мага – но исчезла и сама. Взгляды некроманта и Гласа Спасителя столкнулись, словно клинки – казалось, сейчас полетят искры. За несколько секунд, прошедших с начала поединка, ухоженная дорога между противниками и трава по её краям превратились в спёкшуюся стеклянистую массу, изрезанную глубокими бороздами.
Обменявшись первыми ударами и поняв, что силы почти равны, Тарион и Владимир перешли на другой уровень противоборства – сейчас в недоступном обычному взору пространстве сплетались мириады энергетических нитей, стараясь превратиться в законченный узор – и рвались под волевыми ударами врага, также пытающегося сплести своё заклятие. Если бы один из противников сумел закончить плетение и воплотить чары в жизнь – бой был бы окончен, потому что защиты от магии такого порядка просто не существовало. Единственный шанс отразить подобную атаку – не дать завершить плетение. И некромант, и священник неподвижно застыли в напряжённых позах, словно статуи, и только земля вокруг то вспыхивала чёрным пламенем и тут же гасла, то посыпалась мгновенно тающими снежинками с бритвенно-острыми краями, то начинала корчиться, словно живая, и застывала в странных изломанных формах… Воздух между поединщиками дрожал и изгибался от пронизывающих его энергий, в нём вспыхивали разноцветные огни и радуги, мелькали призрачные образы, чьи-то распахнутые в немом крике рты и жуткие лица, его пронзали искры и разрывали на части ветвистые молнии всех цветов… Небо затянуло чёрными тучами, вдалеке раздались первые раскаты грома. И постепенно священник стал сдавать – по его лицу ручьями тёк пот, некоторые заклинания он успевал разорвать уже на самом пороге воплощения, и вот его одежды вспыхнули мгновенно погасшим огнём, грудь рассёк кровоточащий рубец… И Владимир закричал, надсаживая голос: «Сыны Спасителя, начинайте!»
Это отвлечение едва не стоило ему головы: разорванное на финальной стадии плетение Тариона воплотилось в виде призрачной косы, от которой Первосвященнику пришлось просто уворачиваться. Но Глас Спасителя знал, что делал: уже торжествующего Тариона вдруг словно чудовищный молот ударил. Мага отшвырнуло на десяток шагов и крепко приложило о землю. Когда он сумел подняться, перед ним предстал уже совсем другой Первосвященник – раны закрылись, одежды очистились и сияли ослепительной белизной. Таким же белым пламенем пылали и глаза Владимира, и его волосы. Морщины на лице разгладились, плечи внезапно развернулись, спина выпрямилась… Глава Церкви словно помолодел на полвека. Сильным и красивым голосом, прекрасно сочетающимся с его новой внешностью, Владимир произнёс:
- Жалкий червь, прах у ног Спасителя! И ты помыслил о том, что сможешь безнаказанно бросить вызов мне, Его наместнику на земле, и всем истинно верующим? Они не боятся смерти - сам Спаситель встретит их в своём доме! А тебя ждут вечные муки!
Тарион ещё успел взглянуть на стены Ромела и понять, что странное шевеление, замеченное им по дороге к воротам – это сотни людей, идущие к одному месту. И это место – огромный алтарь в виде двойного креста над вратами. «Жертвоприношение… как просто и как мерзко…» - успел подумать некромант, а потом на него обрушились сотни слепяще-жёлтых копий, сорвавшихся с руки Первосвященника. Все силы чёрного мага, вброшенные в простое, но надёжное плетение «Щита Тьмы», сумели отразить эту атаку – но при этом Тарион понял, что ещё одного подобного удара он не выдержит. А люди на алтаре гибли один за другим, и Владимир продолжал преображаться – сейчас сама его кожа пылала белым огнём, а на глаза было просто невозможно смотреть без риска ослепнуть. Тарион чувствовал огромную силу, полноводной рекой вливающуюся в его врага, и понимал – противопоставить этому он может только одно. «Опасно заигрывать с Первостихиями, но выбора-то у меня нет… Ни Фобос, ни чёрные рыцари воплощению Света не смогут сделать ничего.» Повинуясь магическому приказу некроманта, все зомби, пришедшие с ним к вратам Ромела, как один рухнули на землю, окончательно упокоившись и отдав все вложенные в их оживление силы своему повелителю. «Надеюсь, хватит…» Страшное и невероятно сложное заклинание сплелось будто само собой. В пространствах, одновременно невероятно далёких и близких, Тьма открыла свои слепые глаза и вгляделась в мага, осмелившегося беспокоить Первостихию. Тарион, как ему показалось, уловил интерес и странное удовольствие древней сущности.
А потом он почувствовал, как становится чем-то иным, гораздо большим, чем человек. Фигура мага окуталась непроглядно-чёрным облаком, за спиной у него распахнулись крылья темноты и заплясали тени, воздух огласился эхом тысяч голосов, воплями, стонами и жутким смехом. И лишь два ярко-зелёных огня, словно две звезды, пылали во мраке. Но и Владимир принял окончательный облик – теперь он выглядел как ослепительный вихрь белого пламени. Казалось, сам мир содрогнулся от ужаса, когда две силы воплотились в нём. Воплотились – и сошлись в битве. Очередной дружеский поединок для Первостихий – и смертельная схватка для их носителей.
Гай с оторопью наблюдал со стены за разворачивающимися о ворот событиями. Его и ещё пятерых лучших паладинов поставили в охрану «особо важного объекта». Инквизитор и предположить не мог, что под этим названием скрывается жертвенник. Вначале он с отвращением и оторопью смотрел, как священники-служки тащат очередного человека к алтарю – а он и не сопротивляется, переставляя ноги с возвышенно-благостным выражением на лице. Такое можно увидеть только у праведников… и у полных дебилов. Непонятно как, но этим людям промыли мозги, и на жертвенник они восходят с радостью. Почему-то паладину вспомнились бесконечные песнопения, целый день раздававшиеся из всех девяти соборов… Вот очередную жертву – мужчину средних лет – положили на нижний крест, закрепили ноги и руки. А потом один из служек повернул рычаг – и утыканный острейшими шипами верхний крест резко опустился вниз, превращая человека в решето. Но сейчас мысли Гая были заняты лишь схваткой двух страшных противников – Первосвященника и непонятным образом воскресшего ужаса великой войны, Тариона, превратившихся во что-то непредставимое.
И посмотреть действительно было на что. Облако мрака метнуло в противника тысячи тончайших чёрных нитей – белое пламя отшвырнуло и разбросало их во все стороны. Гай с оторопью увидел, как затронутая одной из этих нитей массивная сторожевая башня с жутким грохотом падает, перерезанная напополам с пугающей лёгкостью. Белый ответил несколькими огненными вихрями, метнувшимися к некроманту. Но Тёмный не растерялся, и вокруг пламенных столбов взвихрились чёрные точки, мгновенно разорвавшие творения Света на мелкие части. Несколько таких пылающих лоскутьев задели стену – и с лёгкостью прожгли многометровую каменную кладку насквозь. А потом оба противника нанесли удар одновременно – и всё смешалось. Сияющие лучи Света сплелись с дымными щупальцами Тьмы, огромные чёрные крылья закрыли грозовое небо, а под ними словно вспыхнуло новое солнце. Человеческие чувства отказывались воспринимать происходящий у врат Ромела хаос – да полно, остались ли ещё врата? Стоит ли сам великий город?
Сама реальность вокруг Гая рвалась, воздух рассекали сочащиеся Тьмой трещины, из ничего протаивали пузыри слепящего Света… На картину мира накладывались странные видения: тысячи человек, в едином порыве падающие на колени перед разодетым в пух и прах толстым человеком с золотым посохом, украшенным крестом… ободранная кирпичная стена, у которой стоят люди в чёрных рясах и с длинными бородами. Грубым голосом человек в странной кожаной одежде и головном уборе, украшенном красной звездой, отдаёт команду «Пли!» и под оглушительный грохот чёрные люди сломанными куклами падают на землю, разбрызгивая кровь… рыцари в белых плащах, украшенных красным крестом, с хохотом бросают в огонь младенцев… на огромном ледяном поле сталкиваются рыцари-крестоносцы и воины в удивительной броне и остроконечных шлемах, лёд ломается и рыцари исчезают под ним… прекрасная девушка, привязанная к столбу, невозмутимо молчит, хотя в лице у неё – ни кровинки, а вокруг беснуется толпа. Человек в чёрной сутане бросает факел – и женская фигура скрывается за завесой ревущего пламени… Сотни костров освещают мрак – в них сжигают книги… Старика выводят из огромного зала, по его лицу текут слёзы, а губы едва слышно шепчут на неизвестном, но почему-то понятном Гаю языке: «И всё-таки она вертится…» Костры. Сотни, тысячи костров – на каждом горит человек. Песнопения. Молитвы. Тысячи, миллионы людей поют и бьют поклоны в молитвенном экстазе – а на них с отеческой улыбкой смотрят люди в богатых одеяниях, украшенных крестами… «Боже, помилуй раба твоего!»
Гай медленно приходил в себя. Вокруг стояли пятеро паладинов и, словно ничего странного не ощущая, настороженно следили за продолжающимся жертвоприношением. У подножия стены уже лежали сотни сброшенных с алтаря трупов. Гай помотал головой и обратил внимание на происходящее с другой стороны ворот. Некромант стоял на коленях. Тьма, окутывавшая его, почти вся развеялась – лишь за спиной серели какие-то обрывки. Первосвященник же, сияющий так, что было больно глазам, неспешно шел к поверженному врагу. Сейчас он выглядел как человек в самом расцвете сил, облачённый в испускающую неземной свет одежду. Пылающие белым огнём глаза остановились на пытающемся встать некроманте и Владимир глумливо крикнул тому:
- Ну что, колдунишка? Не помогли тебе еретические фокусы! Кто ты перед мощью Спасителя и Церкви Его!
В ответ раздался тихий, но неожиданно сильный голос, который прекрасно был слышен и на стене:
- Против Спасителя и Его Церкви? А может, только против Церкви? Разве это Спаситель даёт вам силу? Нет! Жертвоприношение… вы вырываете жизни из несчастных обманутых дураков, вы иссушаете их души и упиваетесь свой властью над этим стадом, не понимая – разрушая чужие души, убиваешь и свою… - Некромант закашлялся и, хватая ртом воздух, продолжил: - Палачи… вы лишь рабы самих себя – порабощая других, вы стараетесь заглушить ту пустоту, что ощущаете внутри. Спасителю не нужны слуги – ему нужны соратники, сотворцы, а вы давно уже убили в себе Бога и заменили его жаждой власти и величия…
- Замолчи! – взревел Первосвященник и поднял руку для последнего удара, но тут с неба низринулся Фобос. Драколич выдохнул во Владимира настоящий поток серого пламени, но Глас Спасителя лишь отмахнулся и размашисто перекрестил дракона. Поток огня вильнул и врезался в стену, проделав в ней огромную дыру, а крестное знамение воплощения Света обернулось двумя линиями белого огня, крест-накрест перечеркнувшими Фобоса. Гигантский монстр жалобно вскрикнул – отчего многие люди Ромела зажали уши – и рухнул где-то за городом. Первосвященник обернулся к некроманту, а тот вскинул голову и взглянул прямо в глаза врагу:
- Выслушай же песню другого мира, которая была сложена именно для подобных тебе. Ты только что убил моего друга, можешь убить и меня – но выслушай!
Уже поднявший руку Первосвященник опустил её и глумливо усмехнулся.
- Давай, пой перед смертью. Думаю, эту песню мы напишем на твоём надгробии.
И над Ромелом разнёсся голос колдуна. Вначале тихий, как шорох савана, он всё набирал силу, и в нём слышались боль, ненависть и неукротимая ярость:
Ущелья улиц стали колыбелью мне,
А пищей - крысы жирные, проворные
Но ничего приятнее на свете нет,
Чем мысли ваши грязные да черные.
Бежали крысы в панике по городу
И отдавали свой последний вой ему,
Но крысы были умные и гордые
И уходили с корабля по-своему.
А люди ждали Бога, чье рождение
Очистит всех, все спишет без различия.
Убийца, праведник - да нет тому значения,
Молись, дружок, да отдавай наличные.
Вы сто веков богов своих калечили,
Все убивали, забывали, лгали им.
Они ушли давно, а вы доверчиво
Долбились лбом в священные регалии.
Вы сами создавали себе идолов
С тупыми, перекошенными лицами
И щедро заливали кровью Видящих
Распахнутые пасти Инквизиции.
Я улыбнулся миру обреченному,
И воплотил в себе его желания
Его же собственным, неправедным мечом ему
Несу теперь и казни и страдания.
Я не приму заламыванья рук в мольбе,
Меня вы сами создали. Молчите?
Вы так хотели Бога по себе...
Вы так хотели Бога... Получите!
С перекошенным лицом замер занёсший руку для последнего удара Первосвященник, а с глаз Гая, поражённого прозвучавшей песней, словно пелена упала. Он понял, что некромант, чудовище и враг, прав! Паладин вспомнил слова Первосвященника, сказанные в приватной беседе, все те несоответствия между заявляемыми и воплощаемыми в жизнь целями Церкви, понял глубинный смысл молебнов и ритуалов… Гай огляделся по сторонам, другими глазами посмотрев на окружающих его паладинов, лучших воителей Церкви, самых верных её детей. Её, а не Спасителя!
Вот Малкин, весельчак и балагур. Всё с той же весёлой улыбкой он смотрел, как сгорает в костре десятилетняя девочка, обвинённая им в колдовстве за то, что рисовала в пыли странные значки – ему показалось это отличной шуткой. Вот Варрон – молчаливый и угрюмый, как всегда. Пошедший в инквизиторы из-за того, что его бросила девушка – и с каменным лицом наблюдавший, как она сгорает вместе с мужем, обвинённая в ереси по анонимному доносу. Вот Петроний, зарубивший старого учёного из-за того, что тот слишком много книг держал у себя – наверняка скрывал что-то запретное! Остальные были не лучше… А сам Гай? Он всегда старался держаться в стороне от инквизиторских интриг и большой политики, истреблял еретиков и чудовищ, не трогая мирных жителей… Но вспоминался ему сжавшийся в комок от страха оборотень, укравший у сельчан курицу – и превратившийся после смерти от меча Гая в молоденькую девушку… Вспоминался совсем ещё юный паренёк, который убил вычитанным в какой-то старой книге заклинанием жестокого аристократа, чьей игрушкой в «Охоте на ведьм» стала старшая сестра этого мальчишки – и то, как юнец кричал от боли, сгорая на костре… Гай посмотрел на истекающий кровью жертвенник, к которому служка вёл очередного одурманенного горожанина. «Спаситель! Не прошу прощения – мою вину не простить. Прошу лишь об одном: дай мне сил, чтобы я смог хоть немного исправить содеянное!»
Свистнул выхватываемый из ножен меч. Завалился на спину служка, судорожно хватаясь за торчащий из груди метательный нож. А потом для Гая время словно разделилось на короткие отрезки: Раз! – и Малкин падает на землю, на разрубленном лице его навсегда застывает улыбка от уха до уха. А Тьма за спиной некроманта сгустилась, из неё словно бы послышался детский смех – и отшатнулся Первосвященник. Два! – и Варрон сгибается пополам, схватившись за вонзившийся под обрез шлема метательный нож. А из мрака, вновь заклубившегося вокруг Тариона, выходят две тени – высокая мужская и изящная женская – и кладут чёрному магу руки на плечи. Некромант встаёт с коленей - и сияние вокруг Владимира меркнет. Три! – попавшийся на ложный выпад Петроний падает с распоротым животом. А из окружившего некроманта облака Тьмы слышится шелест страниц и старческий кашель. Белое пламя Первосвященника гаснет окончательно, а некромант, почти скрытый за клубами мрака, расправляет плечи – и вновь загораются во тьме две зелёные звезды, и чёрные крылья простираются над изуродованным битвой титанов полем. Гай ещё успевает это заметить, как двое оставшихся паладинов слаженно набрасываются на него – и становится не до отвлечённых наблюдений. Один из врагов на секунду открывается – паладин вонзает в щель между доспехами кинжал-мизерикорд, но тут же получает удар в бок топором и, уже падая, судорожно отмахивается мечом. Судя по скрежету разрубаемого металла и болезненному вскрику – удар попал в цель. «Вот и всё… Спаситель, прими мою душу»
Перед меркнущим взором Гая внезапно вспыхнул свет – не ослепляющий, но мирный и уютный. В обрамлении этого сияния паладин увидел усталое худое лицо человека неопределённого возраста, которого часто видел раньше – на кресте. И в глазах Сияющего была отцовская гордость и доброта. Гай умиротворённо улыбнулся немеющими губами – и умер.
А лицо Первосвященника исказила злая гримаса. На мгновение вокруг него вновь вспыхнуло пламя – но некромант слегка повёл рукой и дыхание Тьмы задуло это сияние, как свечку. Свет покинул своего носителя, признав поражение в этом поединке. Тьма рассеялась, оставив в душе Тариона образ довольной улыбки. Чёрный маг подошёл к застывшему, словно статуя, священнику.
- Что ж, по крайней мере, проигрывать ты умеешь… Приготовься к свиданию со Спасителем – думаю, у него накопилось к тебе немало вопросов.
«Исторжение души» пришло в действие… но Первосвященник остался стоять, как ни в чём не бывало. Некромант вначале удивлённо покачал головой, а потом мрачно усмехнулся:
- Так вот в чём дело… ты так увлёкся стяжательством власти, что полностью разрушил свою душу. В таком случае – умри без надежды на перерождение. Пусть души всех, обречённых тобой на гибель, явятся к тебе – и ты почувствуешь без остатка всю боль, что причинил другим!
Заклинание сплелось и потусторонний мир пришёл в движение. Вокруг побледневшего Первосвященника сгустилась серая дымка, из которой слышалось эхо сотен голосов. Некромант отвернулся и пошёл к Ромелу. За его спиной раздался нечеловеческий визг, полный чудовищной боли, но Тарион оборачиваться не стал.
У ворот маг остановился и сплёл ещё одно заклинание. Немного подождал и толкнул врата рукой. Огромные железные створки с грохотом рухнули на землю – их петли источила магическая ржа. Никто не посмел заградить ему дорогу. Чёрный маг скривился при виде сотен трупов, лежащих с другой стороны ворот и пошёл к лестнице, ведущей на надвратную площадку – ему было интересно, что же там произошло такое, что подпитывающий Первосвященника поток жертвенной энергии иссяк и дал некроманту возможность победить.
Поднявшись, Тарион быстро разобрался в увиденном и подошёл к лежащему среди трупов Гаю. Присел рядом с ним на корточки, провёл рукой по иссечённой, покрытой кровью броне и сосредоточился. Некромант считал память мертвеца. Поднявшись, Тарион покачал головой и низко поклонился телу паладина. «Значит, тебя звали Гай. Спасибо тебе. Ты, в отличие от своих соратников, сумел увидеть истинный Свет за завесой церковной лжи. Раз есть подобные тебе, дело Спасителя в этом мире ещё не окончательно потерпело крах. Твой подвиг не забудут – клянусь Тьмой!» Оглянувшись, некромант увидел среди домов Ромела уродливую проплешину. Вобрав силу смертей, произошедших вокруг, Тарион активировал левитационное заклинание и полетел туда.
Фобос лежал на земле, сокрушив своим огромным телом несколько домов. Вид его был плачевен – одно крыло оторвано, обеих левых лап недостаёт, на груди и животе зияют глубокие раны. Некромант медленно подошёл к павшему дракону и печально вздохнул.
- Прости, друг. Ты спас мне жизнь – а я ничего не могу для тебя сделать…
Внезапно в сознании мага возник слабый, едва слышимый, но несомненно принадлежащий Фобосу голос:
- Хозяин, не унывай – ты сотворил меня слишком прочным, чтобы какой-то жалкий святоша справился со мной! Сейчас полежу часиков двадцать – и мы снова полетаем!
Жители окрестных домов в удивлении высунули головы из окон, услышав странные звуки с места падения чудовища. Это радостно смеялся некромант.
В огромном камине весело пылал огонь. Его света было достаточно, чтобы разглядеть очертания просторного помещения, обстановка которого напоминала одновременно о лаборатории мага и рабочем кабинете главы государства. Теряющиеся во мраке ряды стеллажей были уставлены сотнями книг, различными магическими приборами и ингредиентами, на них лежали охапки свитков и каких-то конвертов. Одну из стен полностью занимала смутно виднеющаяся карта, причём не простая, а магическая – реки на ней действительно текли, по дорогам перемещались крошечные всадники и телеги, бурлила жизнь в городах. Посреди кабинета стоял массивный овальный стол из чёрного дерева, обильно украшенный изящной резьбой. Сейчас к столу были придвинуты два удобных кресла, обшитых красным бархатом. В них с комфортом расположились двое людей в чёрных мантиях, ведущих неспешную беседу. Вот один из них, в чьей одежде легко было узнать мантию архимага, повернулся к камину, чтобы подбросить поленьев. Свет разгоревшегося огня выхватил из полумрака под капюшоном лицо человека – это несомненно был Тарион. Но как же он изменился! Кожа туго обтянула кости черепа и обрела мелово-бледный цвет, нос заострился, губы истончились до прозрачности. Чёрный маг был похож на восставшего мертвеца. И лишь в глубоко запавших глазах всё ещё пылали искры зелёного огня, искры несгибаемой воли и мощного интеллекта. Его собеседником был молодой человек в простой чёрной мантии полноправного мага-некроманта. Видимое из-под капюшона лицо оставляло приятное впечатление: волевой подбородок, прямой нос, правильные, изящные черты и внимательные чёрные глаза, в которых острыми льдинками блестел пытливый разум. Тарион произнёс, обращаясь к молодому некроманту и продолжая уже давно идущий разговор:
- Да, за эти 9 лет я многое сумел сделать. Пала в прах Священная империя, армии которой были раздавлены между низарами и Затменным Солнцем, как между молотом и наковальней. Из её руин я воссоздал Тарнин в старых границах и возродил Чёрную и Белую гильдии. Магия вновь стала хозяйкой, а не изгнанницей в этих землях. Народ процветает, разбойников нет – все они уже мертвы или присоединились к отрядам стражников-неупокоенных, патрулирующих дороги. Все соседи боятся наших войск, как огня преисподней, и шлют богатые дары вкупе с заверениями в вечном мире. Конечно, заверениям этим грош цена… Однако, Лаер, моё время подходит к концу. Бразды правления я собираюсь передать тебе, мой ученик.
Молодой некромант был удивлён этими словами, но чувства никак не отразились на его лице. Лаер молча ждал, что же ещё скажет архимаг. Тарион усмехнулся, довольный такой реакцией своего ученика, и продолжил:
- Я ведь не зря лично учил тебя восемь лет – сейчас тебе нет равных среди магов Тарнина. Я вынужден уйти – помнишь, мы говорили о ритуале, позволившем мне пережить резню в Чёрной башне? Я тогда сказал, что не обманул смерть, а лишь выторговал отсрочку. И она подходит к концу – мне необходимо провести оставшиеся части личдома, умирать большого желания нет. Второй этап уже завершён, я создал филактерию, сосуд, который удержит мою душу в этом мире и позволит ей управлять мёртвым телом. Так я стану личем, бессмертным магом-нежитью. Но есть загвоздка: третий этап. Он заключается в том, что душа должна покинуть уже мёртвое тело и перейти в филактерию. Но этот этап ещё не смог осуществить никто: сосуд не успевает сфокусироваться и поймать душу, из-за чего она уходит в потусторонний мир. Однако я всё же придумал, как это можно обойти. Способ прост в теории, но вот воплотить его в жизнь будет нелегко. Суть вот в чём: я создал саркофаг, внутрь которого положил филактерию. Туда же лягу и я сам для прохождения финального этапа личдома. Этот саркофаг, в который я вложил сотни сложнейших заклинаний, удержит мою душу внутри себя и даст время филактерии настроиться. Проблема в том, что открыть его я не смогу – он будет защищён от любых воздействий, ничто не сможет навредить ему ни изнутри, ни снаружи. Да и сам я буду скорее мёртв, чем жив – как в летаргическом сне.
После того, как филактерия поймает мою душу, на саркофаге появится надпись – специально подготовленное заклинание. Тут и вступаешь в игру ты – любой, прочитавший его и стоящий рядом с саркофагом, завершит ритуал и освободит меня. Никому, кроме тебя, доверить такое дело я не могу. Сейчас саркофаг находится в тайно вырытом подземелье среди северных холмов, вот здесь. – Тарион показал на карту. - По моим расчётам, надпись должна проявиться через месяц. И до, и после ты будешь оставаться Верховным правителем Тарнина. Это будет лучший выход – слишком много крови я пролил, пока возрождал страну и очищал её от всякой швали, слишком сильно меня боятся и ненавидят. Пускай. Я заберу всю их ненависть с собой в могилу, а ты, новый правитель, будешь чист. Я же, воскреснув, не собираюсь появляться на публике – наконец-то смогу заняться исследованиями, которые приходилось откладывать из-за государственных проблем. И, разумеется, я всегда помогу тебе, как правителю и другу, и советом, и делом. Что скажешь, ученик?
Лаер помолчал несколько секунд, а потом тихо произнёс:
- Разве не к этому Вы готовили меня восемь лет, учитель? Клянусь Тьмой – я не подведу!
Тарион довольно усмехнулся и кивнул.
- Значит, завтра же отправляемся.
Дальше разговор некромантов свернул на практические темы: что лучше всего сделать новому правителю после коронации, на кого стоит полагаться, какие войска следует усилить и пополнить – ведь рыцари Затменного Солнца и драколич погружаются в сон вместе со своим хозяином Тарионом…
Видимо, с годами архимаг несколько утратил осторожность. Иначе нельзя объяснить, почему остался незамеченным человек в сером костюме, беззвучно прикрывший дверь в кабинет Тариона, убирая почти невидимую щель. Щель, через которую было прекрасно слышно каждое слово, сказанное чёрным магом и его учеником…
Небольшое помещение было погружено во мрак, скрадывающий пропорции и очертания предметов. Виден был лишь большой круглый стол, освещённый десятком свечей, за котором сидели одиннадцать фигур в серых плащах. Капюшоны не позволяли разглядеть их лица, но голоса были прекрасно слышны – разговор вёлся на повышенных тонах.
- С этим надо что то делать!
- Мы, новые маги, не должны прислуживать людям – мы должны править!
- Тарион безумен!
- Но что мы сможем сделать? Архимаг играючи прикончит нас всех разом, даже несмотря на амулеты наших друзей-святош. Да ещё остаётся этот его щенок, Лаер, который наверняка примет сторону своего учителя.
- Да, Тарион нашёл ученика себе под стать… Старый ворон и птенец, уже расправивший крылья…
Внезапно мрак прорезала полоса яркого света – бесшумно открылась дверь и в комнату вошёл ещё один человек в серой одежде. С порога он торжественно возвестил:
- Братья! Я нашёл решение всех наших проблем!
Он быстро подошёл к столу, рухнул в последнее свободное кресло и вкратце пересказал разговор архимага с учеником. Конечно же это был тот самый серый человек, подслушивавший под дверью кабинета Тариона. В конце своей речи он подвёл итог:
- Завтра и Лаер, и Тарион окажутся в одном месте и без охраны. Причём архимаг сам загонит себя в ловушку и не сможет помочь своему ученичку. А уж со щенком-то мы справимся, спасибо нашим союзникам, приславшим партию амулетов, защищающих от магии. Завтра мы, новые маги Тарнина, займём полагающееся нам по праву место, будем править, не оглядываясь на интересы черни. Победа близка, братья!
По тёмной комнате прошелестели шепотки, а потом все серые капюшоны, как один, утвердительно склонились.
Лаер задумчиво осмотрел массивный саркофаг, крышка которого только что задвинулась за Тарионом. Теперь, будучи закрытым, творение мага больше всего походило на блок блестящего чёрного металла, полутора метров в высоту и трёх - в длину. Место стыка крышки и корпуса выглядело почти незаметной ниточкой. А сколько сложнейших плетений, видимых лишь магическому зрению, окружало этот саркофаг… «Учитель создал шедевр. Жаль, конечно, что целый месяц пропадёт без ежедневных занятий и разговоров, но это не так уж долго. Потерплю. Пора мне… что такое?» В коридоре, ведущем в потаённую залу с саркофагом, послышался какой-то шум. Лаер насторожился – некому было шуметь в этом подземелье, которое в глубокой тайне рыли и оснащали созданные лично Тарионом зомби. Собственно, оно всё и состояло из ведущего в недра безымянной горы коридора, оканчивающегося в этой зале. Внезапно из темноты прохода полыхнула белая звезда – Лаер едва успел поставить «Щит праха», настолько неожиданным оказалось нападение. А из коридора раздался насмешливый голос:
- Ну что, воронёнок? Здесь мы и погребём тебя вместе с твоим учителем!
Лаер швырнул на звук голоса «Бледный череп», на заклятие бессильно разбилось о защиту врага. Защиту, имеющую много общего с магической бронёй рыцарей Затменного Солнца! А из темноты раздался глумливый хохот нескольких человек и одно за другим полетели боевые заклинания. Лаер с трудом отражал атаки – враги были не очень сильны, один на один ученик Тариона легко справился бы с любым из них. Но нападающих было не меньше десятка, причём магия молодого некроманта на них не действовала вообще! А из коридора вновь раздался всё тот же насмешливый голос:
- Сейчас мы убьём тебя, а потом просто замуруем вход. И пускай твой учитель ждёт – саркофаг никто и никогда не откроет. Некому будет прочитать заклинание. Достойная награда за возрождение Тарнина, а? Ничего, мы не дадим королевству сползти в анархию и найдём, как распорядиться наследием архимага. Только ты этого уже не увидишь…
Отбиваясь из последних сил, Лаер лихорадочно размышлял над выходом из сложившейся ситуации. И не находил других решений, кроме одного, которое позволит свести эту нелепую битву хотя бы к ничьей. «Простите меня, учитель! Не знаю, кто и когда сможет Вас освободить, но я не позволю этим тварям разрушить всё, что Вы создали! Тарнин заслуживает лучшей судьбы. Прощайте!»
Молодой некромант запрокинул голову и поднял руки. Он уже не обращал внимания на защиту – несколько заклятий пронзили его тело, но это было неважно. Лаер не чувствовал ни боли, ничего – лишь рвущийся из глубин естества крик. И некромант дал ему волю. Не зря Тарион восемь лет назад обратил внимание на подростка-крестьянина. У того был редкий и могущественный дар. Есть среди магов смерти колдуны, чей голос имеет особую силу, силу Смерти. Их называют «баньши». Почти всегда это – женщины. Их крик может разорвать связь между душой и телом любых живых существ, которые его услышат, убивая несчастных на месте. Но очень редко дар баньши даётся мужчине. И дар этот сильнее стократно – крик такого мага разрушает не только связь души и тела, но и связи между частицами окружающей материи. Именно магом-баньши и был Лаер. И крик его, вибрирующий, жуткий, совершенно нечеловеческий, вспорол воздух под сводом подземелья. Маги-заговорщики вначале не обратили на это внимания – им, защищённым амулетами, крик баньши был не страшен, отзываясь лишь ноющей болью в ушах. А времени на понимание у них не было – разрываемый предсмертным криком Лаера, задрожал облицованный чёрным мрамором купол залы. Задрожал, заколебался и обратился в прах.. А крик поднимался, ввинчивался в тело горы – и она не выдержала. Сотни тонн перемолотого в мелкую щебёнку камня обрушились внутрь подземелья, погребая под собой и заговорщиков, и мёртвого Лаера, и саркофаг Тариона.
Новости культуры
Сенсация! При раскопках захоронения, датируемого XVI веком, найдён загадочный саркофаг. Учёные сходятся во мнении, что в нём покоится никто иной, как сам Тарион Великий.
Все читатели наверняка знают историю нашего государства и ту роль, которую в ней сыграл Тарион Великий, известный также как «Тарион Объединитель» и «Тарион Кровавый». Но для понимания важности находки без краткого экскурса в историю не обойтись. В начале XVI века Тарнина, по сути, уже не существовало, его территория была лишь провинцией Священной империи Ромелия. Тогда и появился Тарион.
Неизвестно, когда он родился и кем был до этого – летописи Тарнина были практически полностью уничтожены во время вторжения Ромелии. Известно лишь, что Тарион был уроженцем нашего королевства. Но ясно, что он был превосходным дипломатом: каким-то образом тогда ещё никому не известный одиночка сумел переманить на свою сторону лучшее воинское подразделение империи, рыцарский орден Золотого Солнца, который стал называться орденом Затменного Солнца. Этот отряд послужил костяком армии Тариона, которую он собрал практически из ничего, пользуясь тем, что крестьяне империи устали от угнетения со стороны аристократии и духовенства.
Во время войны наш герой показал себя не только отличным тактиком, но ещё и прекрасным психологом, а также гениальным химиком и изобретателем. С помощью неизвестных препаратов, хитроумной маскировки и опередившего своё время оружия он выдавал своих воинов за монстров и нечистую силу, а себя – за могущественного мага. Очевидно, ему был известен секрет пороха, а также другие несвойственные для тех времён достижения науки и техники. Стремительным броском взяв столицу Ромел и тем самым лишив своего врага руководства, Тарион сумел с помощью хитроумных манёвров зажать армию Ромелии между своими войсками и вторгшимися в северные земли империи ордами кочевников-низаров. В результате вражеская армия была полностью уничтожена, а обезглавленная Ромелия развалилась на несколько раздираемых внутренними противоречиями государств. Вновь показав свои прекрасные дипломатические способности, а также организаторский талант, Тарион возродил королевство Тарнин в старых границах, а сам стал его королём.
Девять лет правил Тарион, которого уже при жизни называли «Великим», и государство расцветало под его рукой. Поощрялись наука и искусство, преступность была практически уничтожена, с большинством соседей установились дружеские отношения. Но внезапно Тарион исчез, не оставив наследника. И оказалось, что всё королевство держалось только на нём. Аристократы затеяли междоусобицу, каждый считал, что именно он достоин править Тарнином. И тут с северо-востока, из низарских степей, пришла великая орда, равных которой не было ни до, ни после. Несметные полчища вторглись в Тарнин, где их встретило немногочисленное, но прекрасно вооружённое и тренированное войско. Если бы не сумятица среди высших чинов, возможно, орду бы смогли остановить ещё на границах. А так наше государство едва не было уничтожено вновь – но всё-таки выстояло. Обескровленный, разорённый, послевоенный Тарнин был лишь тенью того, что оставил Тарион Великий.
И теперь учёные утверждают, что гробница самого загадочного правителя нашей истории найдена. Во время раскопок полуразрушенного захоронения был найден саркофаг из странного материала, не поддающегося анализу. Ни один инструмент не сумел даже поцарапать его поверхность. Если учесть возраст могильника, становится ясно – внутри таинственного гроба покоится Тарион Объединитель, великий правитель и учёный, опередивший своё время. На стенках саркофага есть надпись на старотарнинском языке: «Маахис ларино вшархон некроин ларго маркойин Тарион влаакт арбран гратон» Над её переводом бьются лучшие умы, но старотарнинский язык считается мёртвым и практически забытым, что создаёт множество трудностей для переводчиков. На данный момент саркофаг находится в главном музее Нового Триилина и будет выставлен на следующей неделе среди…
Глакон Брох, музейный сторож, поднял взгляд от газеты. Прямо перед ним за невысоким ограждением стоял массивный чёрный саркофаг с синей надписью на одном из боков.
«Ну вот он, гроб этот… и какой от него прок? Тарион Великий, какая цаца…» Навалившись массивным брюхом на ограждение и близоруко сощурившись, сторож вгляделся в надпись на саркофаге. Потом снова перевёл взгляд в газету, откашлялся и медленно произнёс:
- Ну и что там написано? Маахис ларино вшархон некроин ларго маркойин Тарион влаакт арбран гратон… Тьфу ты! Чуть язык не сломал. Интересно, что всё-таки значит эта галиматья?
И словно в ответ на вопрос в голове Глакона прозвучал мертвенный голос:
- Из праха возродится вновь владыка мёртвых Тарион, и знамя ворона поднимет над миром чёрный легион…
Сторож дернулся и испуганно осмотрелся по сторонам. Никого не заметив, он облегчённо вздохнул, пробормотал «Опять глюки… Пора завязывать с выпивкой», повернулся к саркофагу спиной и направился к рубильнику – приближалась ночь, надо было отключать свет в выставочных залах. Уже дойдя до него, Глакон услышал сзади тихий скрежет. Обернувшись, он внимательно осмотрел экспонаты. «Всё на месте… хотя… вроде крышка саркофага чуть сдвинулась? Да нет, показалось». Выключив свет в зале, сторож направился к выходу. Уже подойдя к дверям, он снова услышал из темноты за спиной скрежет, прозвучавший на сей раз громче. По спине Глакона побежали мурашки, но оборачиваться он не стал. Заперев за собой дверь, сторож быстрым шагом направился по длинному коридору в другое помещение. Вдруг из покинутого им зала раздался грохот, словно от падения строительного шлакоблока… или массивной крышки саркофага… Глакон перешёл на бег.
В тексте использованы песни группы «Катарсис» и Бориса «Айнар» Шарапова.
Рисунки взяты в основном с Deviantart'а, а также из иных разрозненных источников
Автор благодарит Илью MiST’а Малышева - без его участия рассказа могло бы не быть.