Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия

Они были рядом — Кеджира могла их почуять.

Уголок рта воительницы приподнялся в мрачной усмешке. Она помнила времена, когда любое существо тьмы предупреждало ее запахом — жгучей вонью, отголоском серы с нижних планов. Но это было раньше.

Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия Гитьянки.

Да, она потеряла свое безупречное чутье зла. Она потеряла ту святую силу, что когда-то текла в ее руках, в ее мече, в ее сердце и помогала сокрушать служителей зла. Она потеряла многое из того, на что привыкла полагаться.

Она потеряла Паулона, бывшего ей званым братом десять лет и десять десятков приключений.

И что же ей досталось по возвращении? Она молча сплюнула, смутно заметив кровь, окропившую холодный камень у ее ног.

Ей досталась такая ненависть, что та словно текла в ее жилах, как когда-то святая сила. Ей досталась неугасимая жажда мести. Ей досталась ярость, подобная вихревому лезвию эринии, и даже жестокие гитьянки содрогались, когда с криком ярости она бросалась кромсать их.

Ей досталась ненависть, пожиравшая ее изнутри.

Кеджира шла, навострив уши и держа меч в правой руке. Ее глаза рассеянно отмечали вычурную резьбу, покрывающую стены туннеля. Она сомневалась, что гитьянки построили эту подземную крепость, но они несомненно обжились в ней. Она лишь краем глаза выхватывала отдельные изображения — знакомые картины, изображавшие восстание гитьянки против своих хозяев-мозгодеров, сценами лютой жестокости.

Внезапно она остановилась. Один рельеф отличался от прочих: подробное изображение Гит, воительницы, возглавлявшей восстание. Кеджира никогда не видела подобных картин гитьянки. Большинство были плоскими, стилизованными, но не эта. Это изображение было максимально приближено к реальности, можно было различить даже мельчайшие детали потрепанной брони.

Хотя именно глаза Гит привлекли внимание Кеджиры. Они горели ненавистью, неистовой страстью, которая подпитывала революцию. Кеджира надолго потеряла себя, утонув в этих глазах.

Она стиснула меч обеими руками прежде, чем поняла, почему. Гитьянки появились из воздуха по двое в нескольких метрах от нее и бросились вперед. Их серебряные мечи сверкнули в свете фонаря Кеджиры. Она обрушила меч на голову ближайшего врага, но тот отразил удар. Кеджира поморщилась. Слабака такой удар разрубил бы пополам. Эти противники были явно подостойней.

Пока она кружилась, парируя четыре серебряных меча в сложном танце, за первой волной появились еще два гитьянки. Это были некроманты, оказывающие поддержку рыцарям своими гнусными заклятиями. Даже несмотря на то, что она расправилась с одним из них и швырнула его окровавленный труп в одного из заклинателей, ее сердце замерло.

Бушевавшая у нее в голове ярость хлынула в мышцы и вырвалась из ее уст в безмолвном крике. Все гитьянки были потрясены — ближайшие отступили на шаг. Кеджира воспользовалась этим преимуществом, чтобы быстро расправиться с ними по очереди. Остался лишь один рыцарь. Он не спешил атаковать и осторожно кружил вокруг, так как два колдуна метнули в Кеджиру сгустки пурпурно-черного мрака.

Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия Гит и Зертимон.

Теперь атаковал рыцарь, и Кеджира поспешила перехватить его. Она опустила голову и ударила врага плечом в живот, выбив из него дух, приподняла над землей и бросила в стену рядом с Гит. Потом она сделала шаг назад и вгоняла ему в грудь клинок, пока не услышала лязг металла о камень.

- Gath-kaa du'shakhut ka-Gith'shai — прошипел один из колдунов, расширив глаза. Кеджира не знала языка своих заклятых врагов, но что-то в лице колдуна выдало важность его слов. Она взглянула на того колдуна, который говорил, и метнулась к другому, пытавшемуся сотворить заклинание, чтобы перерезать ему глотку.

Она повернулась лицом к последнему врагу. Он попятился, когда она убила его последнего соотечественника, и стоял там, куда едва доходил свет от фонаря. Его скрытое тенью лицо Кеджира увидеть не могла. Она выставила меч перед собой, направив острие на сердце колдуна.

- Что ты сказал мне? — требовательно спросила она. - Отвечай, прежде чем умрешь от моего меча.

Гитьянки не ответил, и Кеджира сделала шаг вперед. Фонарь, закрепленный у нее над плечом, осветил его лицо. Его взгляд переметнулся с лица Кеджиры на фреску за ее спиной.

- Отвечай! — взревела Кеджира.

Колдун беззвучно зашептал, но потом обрел голос и повторил:

- Ты сражаешься с яростью самой Гит.

Кеджира сделала шаг, и последний гитьянки умер.

Ее гнев все не спадал, и она повернулась к искусной резьбе.

- Ты! — закричала она, направляя меч на сердце Гит. – Весь этот проклятый народ — твоя вина!

Она посмотрела на рельеф, словно ожидала возражений, но глаза Гит просто смотрели на нее, отражая ее собственную ярость.

Она рванула вперед и вонзила меч в грудь фигуры на стене. Ее гнев заглушил ледяной страх, когда клинок стал тонуть в камне, потянув ее за собой. Последнее, что она увидела до того, как ее накрыла тьма — резные глаза с расширенными от гнева зрачками.

Кеджира парила в ледяной тьме, которую не разгонял свет фонаря. Тьма давила на ее кожу, как холодная плоть. Она не могла определить, повиновались ли ей еще конечности. Она попыталась повернуться, бежать, хотя бы коснуться лица рукой. Окутавшая ее темнота не менялась, продолжая давить на нее. Она начала бешено махать мечом — или, по крайней мере, попыталась. Она не знала, подчинились ли ее конечности.

- Кеджира де Ганневар. — В голове ли прозвучал этот голос или в ушах, сказать она не могла. Он был тихим, но резким, грубым и сухим. Он звучал как невозможный голос иссушенного мертвеца, мумии или лича, которые и вовсе не должны бы иметь голоса.

- Кто ты? Покажись! — Кеджира не слышала собственного голоса.

- Ты так долго охотилась на меня, но даже не узнаешь?

- Гит? — Кеджира попыталась сплюнуть вновь, но не знала, вылетела ли кровь изо рта и куда она упала. - Ты хочешь, чтобы я в это поверила? Даже гитьянки не верят, что ты все еще жива.

- Некоторые верят.

Новая волна страха подкатила к горлу Кеджиры. Она знала легенды гитьянки про Гит: вождь их восстания исчезла в пропасти Ада и не вернулась. Вместо нее объявилась дракон-дьявол, заключившая между гитьянки и красными драконидами договор. Большинство гитьянки сочли, что пакт был заключен ценой жизни Гит, но некоторые все еще верят, что она жива и когда-нибудь вернется, чтобы вновь вести свой народ.

«Так я в Аду?» — подумала Кеджира.

- Разве так выглядит Ад? — Мягкая тьма, прижавшаяся к ее коже, превратилась в бритвенно острые лезвия, и Кеджира закричала. Она чувствовала себя так, словно все ее тело было одной сплошной раной, словно кровь текла из каждой поры, словно она сама превратилась в боль.

Она не знала, как долго это продолжалось. Она все кричала и кричала, не останавливаясь даже, чтобы перевести дух. Она думала, что умрет, но смерть все не приходила. Мучения длились вечность, а затем все закончилось. Ее нервы дрожали, памятуя о прошлом и восставая против новых прикосновений мягкой, холодной тьмы.

Вспышка огня рассеяла тьму. Кеджира засекла свет за мгновение до боли, и лицо Гит осталось у нее на сетчатке, когда пламя опалило ее плоть. Кеджире потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что лицо на стене было резьбой, а не живой Гит где-то в Аду — и с пониманием этого пришло долгожданное осознание опасности, в которую она попала. Она потянулась к своему поясу за солнечным жезлом и зажгла его одновременно с тем, как меч гитьянки глубоко вонзился ей в плечо.

Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия Серебряный меч Гит. По стопам легендарного оружия Гит и иллитид.

Она лежала в туннеле на полу перед резьбой. Покидала ли она вообще это место? Фонарь исчез, двуручник лежал сломанным у каменных ног Гит. Кеджира истекала кровью из бесчисленных ран, выглядящими не порезами от миллиона крохотных бритв, а несколькими хорошо нацеленными ударами, нанесенными, пока она была абсолютно неспособна защитить себя. Ее кожа и одежда были опалены, но она еще была жива.

Свет ее солнечного жезла выхватил полдюжины гитьянки, окруживших ее: четырех рыцарей рядом и двух-трех заклинателей вне ее досягаемости. Она схватилась за эфес сломанного меча и вскочила на ноги, бормоча молитвы к любому богу, который все еще мог ее услышать, о том, что она не очнулась слишком поздно. Казалось, что гитьянки растерялись от ее внезапного оживления, отступая назад с удивлением и, возможно, намеком на страх.

Кеджира взглянула на сломанный меч в своей руке. «Сперва самое важное», — подумала она. Резко подскочив к ближайшему рыцарю, она полоснула его сломанным клинком по горлу и выхватила серебряный меч из его рук до того, как он упал. К ее удивлению, она почувствовала, как тот летает в ее руках, уравновешивая себя против взмахов — именно так ведут себя мечи в руках у хозяев-гитьянки. Но у нее не было времени размышлять над неожиданной удачей. Другие три рыцаря бросились на нее, в ярости от ее святотатства. Гитьянки считали свои серебряные мечи священным имуществом, и Кеджира знала, что они не позволят ей использовать один из них против самих себя.

- Попробуйте остановить меня, — пробормотала она, разрубая троих рыцарей. Серебряный клинок практически пел в ее руках. Заклинатели метнули в нее пламя и черную молнию, но она не обратила внимания на их слабые заклятия, расправляясь со своими врагами по очереди, пока те не закончились.

Она стояла над телом последнего из павших, когда тот посмотрел на нее сверху вниз, истекая кровью на полу. Его шепот был едва различим, но Кеджира слышала каждое слово так же ясно, как и голос Гит в своей голове.

Danaav'ae-Каа-talman'ukha.

Кеджира вонзила серебряный меч глубоко в костлявую грудь колдуна, откинула голову назад и издала долгий вопль ярости и горя. Отбросив тело колдуна гитьянки в сторону, она упала на колени, прижав серебряный меч к груди.

Глаза Гит смотрели на нее с презрением, отражая ярость Кеджиры. Но камень не мог показать ее боли, горя, что терзали сильнее миллиона крохотных бритв или тысячи серебряных мечей. Потому что она поняла слова умирающего колдуна, которые были хуже любого проклятия:

- Ты стала одной из нас.